Забава бросилась к нему, репейной колючкой вцепилась в запястья:
– Помогите, дядя! Ведь он ранен! Он же умрет!
Дядины губы шевельнулись. Только губы. И ничего более.
Тогда она бросилась к тете Стасе, принялась трясти за рамена.
Что они все, белены объелись!.. Должен же кто-то помочь ей отнести чародея в спальню и сбегать за врачом.
Но тетя Стася только смотрела в стену пустыми глазами и тут же опрокинулась затылком на подушку, едва Забава отпустила ее. А Ольга… та и вовсе не проснулась. Сопела себе в две дырочки, лахудрища проклятая!
И Забава поняла вдруг, что здесь не обошлось без колдовства. Не будет у нее ныне помощников, придется справляться самой.
Так, ладно. Слезы в сторону, поплачем позже. Сначала надо перетащить Светушку в спальню, до постели… хотя нет, ближе в кабинет, там оттоманка. А потом быстро за врачом… Хорошо, что живет недалече… О Сварожичи, сколь же вы тяжелы, люба мой!..
– За… ба… ва…
Это был не голос, скорее полушепот-полухрип.
Забава, не выпуская из рук Светушкиного тела, повернула голову.
Говорил дядя. Вернее, пытался говорить. Было видно, с каким трудом даются ему слова.
Так, помнится, изъяснялась парализованная тетка Тихослава, их с мамой соседка в Борисове-на-Онеге, незадолго перед тем, как Марена забрала ее в свое царство.
– На… до е… го у… вез… ти от… сю… да… Бу… дет бе… да…
Дядины глаза смотрели на племянницу, но взгляд их то и дело убегал в пространство, за пределы дома.
– Куда увезти? Зачем? Ему врач нужен!
– У… ве… зи… те… Бе… да…
Дядя замолк. Глаза его окончательно убежали в никуда. Зато сам он вдруг ожил; решительно и целеустремленно зашагал по коридору; не оборачиваясь, скрылся в своей комнате.
Забава осторожно опустила Светушку на ступени и стремглав бросилась за экономом.
– Дядя! Дядя! Как же я его…
И осеклась: Берендей, не обращая ни малейшего внимания на племянницу, разделся и улегся в постель, под теплое крылышко тети Стаси.
– Дядя! – Забава потрясла обмякшее тело.
Берендей Сосна захрапел.
Похоже, неизвестное колдовство одолело и его.
Забава в отчаянии зарыдала.
А потом отчаяние улетело подобно дядиному взгляду. На смену явились решительность и целеустремленность – как у дяди, когда он рвался под крылышко. Забава выскочила в коридор.
Светушка по-прежнему лежал на лестнице, даже не сполз – видно, ни разу не шевельнулся, – и она перетащила его в сени, на половичок перед дверью. Сдернула с вешалки в шкафу чей-то плащ, подложила Светушке под голову – пусть ему будет мягко. И бросилась в конюшню.
Тут на нее вновь напало отчаяние, ибо она представления не имела, как запрягают лошадь. Можно было, вестимо, сбегать за Петром, но что-то удержало Забаву. Она и сама не знала – что.
Просто подобный поступок показался ей в нынешних событиях не самым умным.
И тогда, облачившись в какую-то уличную тряпку, она выскочила на набережную.
Тут ей повезло – уже через пять минут поисков она заметила трибуну, неторопливо ползущую в свете уличных фонарей по Ратной улице.
– Свободны, любезный?
– Свободен, сударыня. Куда изволите?
– Вперед. На Торговой свернете направо. Я покажу, где остановиться.
Все происходило, будто во сне, но обретенные в дядиной спальне решительность и целеустремленность жили наяву. По-видимому, именно они помогли ей надеть перед выходом на улицу собственный плащ.
Хороша бы она оказалась, представ перед извозчиком, скажем, в дядином клетчатом пальто. Вот смеху бы было! И страху – извозчик бы удрал немедленно и остановился лишь возле первого городового…
Между тем трибуна поравнялась с хозяйским домом.
Забава скомандовала:
– Остановитесь, пожалуйста, здесь. – Выбралась на тротуар. – Мне нужна ваша помощь. – И добавила, заметив, что любезный смотрит на нее с откровенным сомнением: – Не волнуйтесь, я доплачу вам за беспокойство.
Любезный закряхтел, однако с козел спустился. Вошли в дом. Забава кивнула в сторону лежащего на половике Света:
– Надо его перетащить в трибуну.
– Пьяный, что ли? – Любезный вновь смотрел на Забаву с сомнением. – Еще заблюет мне там все.
– Он не пьян. А я заплачу.
Извозчик, поколебавшись пару мгновений, взял Света под мышки, приподнял. И тут же вернул в прежнее положение, отодвинулся, громко сглотнул.
– Ой, да это же м-мертвяк!.. Вы м-много от м-меня хотите, сударыня? Не п-повезу!