А если я увижу Роана? Помнит ли он то происшествие? Винит ли папу, своего брата или меня? Не забыл ли меня вообще?
– Ну-ну, хватит хмуриться. – Лора толкает меня, проплывая мимо с огромным тортом в руках, украшенным сахарной ватой. – Сегодня они выпьют слишком много вина, чтобы заметить ваши ошибки.
– Или, наоборот, придут в ярость, – замечаю я.
Но Лора уже ушла.
Я сжимаю ручку графина с вином так сильно, что боюсь сломать ее. Мне пришлось прикрыть лицо волосами: хоть я больше не та тощая девочка с костлявыми коленями, мне все еще ужасно страшно, что Лиам вспомнит меня. И я очень боюсь, что Роан не вспомнит.
Маленький по сравнению с огромными залами Эверлесса садик, окруженный стеной, мерцает в свете фонарей. Дым от них тонкими струйками поднимается в небо. Ивы слегка покачиваются на ветру. В воздухе смешались терпкие запахи цветов и вина. Такое чувство, словно наступила весна, хотя небо над головой по-зимнему холодное. За стеной я вижу флаги Эверлесса, развевающиеся на ледяном ветру, но здесь он превращается в мягкий, прохладный бриз, укрощенный огнем времени.
В середине сада в бронзовой клетке потрескивает огонь, обдавая все вокруг теплом. Он горит красиво, но, когда я думаю о потраченном впустую времени, внутри все вскипает от гнева. Я быстро отворачиваюсь.
Аристократы плавают по саду: женщины в роскошных бархатных и шелковых платьях, мужчины, высокие и статные, с темными или серебристыми волосами. Золотые кольца блестят на десятках пальцев. Трио музыкантов наполняет сад слащаво-нежными аккордами.
Я ищу взглядом Роана, но, к своему ужасу, первым замечаю Лиама: он прислонился к увитой виноградной лозой стене в другом конце сада и разговаривает с матерью, леди Вериссой.
Один его вид сразу заставляет меня почувствовать себя ребенком. Лиам всегда держался особняком в нашей маленькой компании друзей, молчал и наблюдал со стороны, в отличие от общительного Роана. Иногда он появлялся в дверях, тихий, словно тень, и наблюдал, как мы играем. Я опасалась его уже тогда, но Роан боготворил брата.
Теперь я прихожу в ярость, думая о том, как добр он был к нему и как легко тот предал его. Хотя, чтобы предать, нужно что-то чувствовать к тому, кого предаешь, а я сомневаюсь, что Лиам Герлинг вообще знает, что такое чувства. Да и откуда ему знать?
Точно не от своей холодной матери, леди Вериссы. Ей, должно быть, пятьдесят или даже шестьдесят, хотя выглядит она на тридцать, сияет в изумрудном шелковом открытом платье. Она как-то пугающе красива, с острыми скулами и темными сине-сиреневыми глазами.
Я обхожу их стороной и начинаю прислуживать.
Графин быстро пустеет – еще один прекрасный способ провести так много столетий, потратив их на выпивку, хотя какая разница, когда у тебя в распоряжении столько времени, – и я собираюсь вернуться на кухню, чтобы наполнить его, когда женщина щелкает пальцами в мою сторону.
– Ты. Подойди.
Я поворачиваюсь, взгляд опущен. Незнакомая загорелая аристократка, на чьем кулоне герб Ренальди – танцующий медведь, – смотрит на меня, выжидающе держа бокал для вина. Она всего в нескольких футах от Лиама и Вериссы.
Понимая, что отказ налить вино привлечет внимание, я спешу к ней, надеясь, что мой чепчик служанки скроет лицо, а темнота и время – все остальное. Внезапно до меня доносится голос леди Вериссы, хотя она, очевидно, пытается говорить как можно тише.
– Здесь дочь лорда Шайлера, – слышу я. – Познакомься с ней.
– Ты не знаешь, как ее зовут, но знаешь, что из нее выйдет отличная жена? – интонация Лиама саркастична.
– Это не имеет значения… – она замолкает, а потом добавляет спокойнее: – Ты не можешь унаследовать Эверлесс, оставаясь холостяком.
– Достаточно, дура. Ты что, не видишь, что бокал полон? – резко говорит женщина с гербом Ренальди, и я быстро отхожу от нее. Она разворачивается и уходит, по пути кидая в бокал что-то маленькое и блестящее.
Но я все еще остаюсь в тени, потому что жажду дослушать разговор леди Вериссы и Лиама. Мне приятно представлять, как Лиам делает что-то, что ему не нравится, хотя мне и жаль бедную девушку, которой придется выйти за него замуж.
– Пусть Роан наследует. Ему это понравится больше, чем мне. – От этого голоса у меня мурашки по всему телу. Я не вижу лица Лиама, но хорошо представляю его рассерженный взгляд.