— Настоящее. Фальшивы только внешние ухищрения. А что касается других людей, то все обо мне знаешь только ты.
— Понимаю. — Он налил себе еще кофе, щедро плеснув туда бренди, насвистывая отошел к окну и уставился в темноту.
Она наблюдала. Она ждала. Она чувствовала напряжение, едва не звеневшее в воздухе и кольцами сжимавшееся вокруг нее все сильнее и сильнее. Ей хотелось бы увидеть лицо Тимоти и по нему, возможно, хоть немного понять, что творится в его душе.
Когда Лилиан почувствовала, что больше не в силах терпеть неизвестность, он снова заговорил:
— Ну что ж. Я думал, что все на свете понимаю. Все казалось мне простым и прямолинейным. Но выясняется, что это не так, а? И вещи на поверку оказываются совсем не тем, чем кажутся. Так что, по-вашему, нам делать дальше, мисс Мастер Иллюзий?
12
— Ты спрашиваешь у меня? — изумилась Лилиан.
— А у кого же еще? Я мужчина с ребенком, привязанный к одному месту. Разве я могу предложить что-нибудь, хотя бы отдаленно похожее на твою увлекательную и захватывающую жизнь?
— Ты собираешься что-то предлагать мне? — тупо переспросила она. — Но почему? Ты ведь считал, что я тебе не подхожу, даже когда верил в мою респектабельность. Почему же изменил свое мнение теперь, когда узнал, что я не более чем мираж, повисший в жарком воздухе над зловонными трущобами, которые тебе и во сне не могли привидеться?
— Будь я проклят, если знаю это! — угрюмо проговорил он. — Одно могу сказать: у меня будет прорва времени подумать об этом, когда ты уйдешь из моей жизни.
— Ты непоследователен, Тимоти.
— Знаю. Но и все, что я испытываю к тебе, лишено какого-либо смысла и логики.
— Тогда что же есть в твоих чувствах ко мне, любимый? — спросила она, отваживаясь подойти к Тимоти, если уж он не подходит к ней.
— Страсть, и одержимость, и секс, — сердито проговорил он, — уравновешиваемые жгучей потребностью давать, понимать, защищать. Стремление измениться, стать лучше. Жажда, такая сильная, что от нее пересыхает в горле. Пустота, которую ты одна можешь заполнить.
Тимоти казался истерзанным, изможденным.
— Хочешь сказать, что все еще… любишь меня, после того что узнал?
— Нет, — рявкнул он, — я хочу сказать, что терпеть не могу квашеную капусту и арахисовое масло! Конечно, я говорю о том, что люблю тебя, как это ни печально!
— И…
— И ничего! Я только что вывернул перед тобой наизнанку всю душу! Разве этого недостаточно?
— Нет, — тихо сказала Лилиан. — Боюсь, что нет.
Она ждала, что он спросит, чего же еще ей нужно, но вместо этого услышала:
— Мне бы следовало об этом догадаться. Владелица международной корпорации и обремененный мелкими заботами, связанный по рукам и ногам папаша с дочкой на руках — неважное… невозможное сочетание. Так ступай туда, откуда пришла, Лилиан, и забудь эти последние дни. А я тем временем постараюсь последовать своему же совету и забыть о том, что я вообще встретил тебя.
Он вышел из хижины и закрыл за собой дверь.
Воздух снаружи обжигал лицо и легкие. Значит, подумал Тимоти, съеживаясь от холода, так тому и быть. Иллюзии рассеялись, и я снова очутился там, откуда мы с ней начали танцевать. То есть нигде.
Возможно, это было и к лучшему. Ведь то, что происходило с ними, было сродни химической реакции, которые ужасно быстротечны. Ему следовало бы испытывать облегчение и удовлетворение оттого, что мир обратно встал с головы на ноги, что еще раз подтвердилась прописная истина: построить прочные отношения на основе миража невозможно. Он не уставал повторять себе это с той минуты, как впервые увидел Лилиан, однако ни на йоту не ослабил своей одержимости.
Буря прошла, и небо было усыпано звездами. Цвета, казалось, ушли из природы. Черные, как плакальщицы, деревья, стояли, словно в оцеплении вокруг призрачно-серых в этот предрассветный час горных вершин. Чувствуя себя более одиноким, чем когда-либо в жизни, Тимоти посмотрел на небо, такое высокое, спокойное и равнодушное. Доигрывай свою маленькую драму, казалось, говорило оно. Меня это не трогает.
— Меня тоже, — пробормотал он. С какой стати? У него есть все, что действительно чего-то стоит, — курорт, несколько друзей и, самое главное, Стеф.
«Ты прячешься за Стефани… без нее тебе пришлось бы подумать о собственных желаниях», — как-то сказала ему Лилиан. Он взглянул на снег, сверкавший в свете окна как фальшивые бриллианты, и выругался с несвойственной ему витиеватостью. Неужели ему предстоит прожить остаток жизни, на каждом шагу спотыкаясь о напоминания о ней?