— Джакс, — сказал этот призрак из прошлого. Затем пауза. — Сынок. — В темных глазах заискрились подступающие слезы. — Ничего себе. Хотелось бы мне надеяться, что мы с тобой сидим и смотрим вместе это сообщение и от души смеёмся, но держу пари, что этого не будет. По любой причине.
Он заколебался, обтер ладони о штаны, поднял голову.
— Проклятье, И-5. Это тяжелее, чем я думал.
Последовала секундная пауза, когда Лорн собирался с мыслями, прежде, чем снова поднять голову. Он смотрел в фоторецепторы И-5 — конечно, понял Джакс — но казалось, что он глядит прямо на Джакса.
— Ладно, слушай. Дело в том, что я собираюсь пойти за этим парнем — этим ситхом — и я хочу… оставить тебе сообщение. Как бы это… К тому времени, когда ты получишь его, я, вероятно, буду по самые подмышки в проблемах — хотя что тут нового? — и я не знаю, смогу ли я добраться до Храма, чтобы увидеть тебя.
Его пристальный взгляд внезапно стал умоляющим, почти отчаянным.
— Послушай, Джакс, хотелось бы мне заверить тебя, что я выберусь из всего этого живым. Правда, мне повезет, если я выберусь целым, учитывая склонность этого ситха рубить головы.
Он глубоко вздохнул, взволнованный, и снова вытер ладони.
— Итак, ты спрашиваешь, почему твой старик должен уйти и сыграть героя. Почему он должен попытаться убить врага, который до настоящего времени был практически неубиваемым. Ну, что-то в этом роде. Я не хочу быть героем. Фактически, я не думаю, что меня вообще можно так назвать, независимо от того, что я сделал. Но кое-кто, кого я знал, действительно им был, и я в некотором роде ощущаю, что обязан продолжать, раз она закончила. Её звали Дарша Ассант, и она была джедаем. А ещё она была самой храброй душой, которую я когда-либо знал.
Джакс в восхищении и благоговении соскользнул с кровати, пока не оказался на коленях перед голограммой, глядя на отца с точки зрения маленького ребенка, с которым Лорн Паван полагал, что говорит.
Голограмма облизала губы, слезы в его глазах готовы были упасть. Когда он заговорил снова, его голос был хриплым от эмоций.
— Я знаю, учитывая то, что ты, вероятно, слышал обо мне, трудно поверить, что я могу чувствовать такое к джедаю. Нет, будь они прокляты — я делаю это ради друга, ради Дарши. И потому, что я хочу, чтобы ты гордился мной.
Сообщение закончилось, голограмма вновь втянулась в голоэмиттер И-5, а Джакс все еще стоял на коленях на полу, чувствуя себя… лишенным.
Его отец пошел за ситхом. Сражался с ним и погиб. Он сделал это ради любви. Ради друга, которого только что потерял; ради сына, которого потерял несколько лет назад. Он сделал это, потому что не было больше никого, кто мог бы или стал бы.
— Джакс?
Он почувствовал прикосновение к плечу и вновь восхитился тем, насколько нежным мог быть его металлический компаньон — его металлический друг. Он посмотрел в лицо дроида и проговорил:
— Мой отец был героем.
— Да. Был.
Джакс поднялся, осознав, что его лицо увлажнилось. Он вытер его рукавом туники.
— Мы пойдем на Императора, И-5.
Удивление дроида, казалось, выражалось всем его телом.
— Почему?
— Потому что никто больше не может.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
УЗЫ, ЧТО СВЯЗЫВАЮТ
ГЛАВА 18
Внезапная перемена Джакса была необъяснимой и разрушительной для хрупкого душевного спокойствия Ринанна. Он словно в тумане слушал все «почему» и «для чего» — что-то о сообщении от отца Джакса, сообщении, которое было, без сомнения, уловкой этого хитрого, подлого дроида — а потом он оставил их и отправился к себе, где он сделал единственное, что могло успокоить его и привнести некоторую ясность в его мысли.
Он составил список.
Он перечислил причины «за» и «против» того, спрятал ли И-5 боту или передал её различным членам команды. Примерно через полчаса у него были несколько твердых вероятностей. Даже слишком много.
Во-первых, прятать боту вообще было бессмысленно. Недавний вынужденный переезд из квартиры на площади «Полода» показал несостоятельность этой хитрости.
Во-вторых, дроиду не было никакого смысла хранить боту самому. Надо быть дураком, чтобы тащить её на вражескую территорию, где последний человек на планете, желающий её получить, навсегда потерял бы её.
Реакция Дижи на его открытие о боте звучала правдоподобно. Он был уверен, что она ничего о ней не знала.