— Вижу, что вы уже закончили, мистер Поттер? — спросил Снейп-сенсей. Директор Скамандер оставался в лаборатории, с интересом наблюдая.
— Да, сэр. Для чёрной чемерицы доза та же: две капли, но следует добавить сахар, а морозника надо в восемь раз меньше, у меня получилось четверть капли.
— Видите ли, директор Скамандер, дело в том, что у мистера Поттера неплохие аналитические способности, и ему нравится мой предмет. У него свой подход, скорее основанный на маггловской математике, чем на магической интуиции и Даре, но разработки и этой стороны вопроса могут продвинуть исследования. Так получилось, что с первого курса Гарри… мистер Поттер помогает мне в некоторых научных изысканиях. Он хорошо считает и составляет предварительный анализ зелий и ингредиентов к ним, что в разы сокращает время и затраты на эксперименты. Хотя и без них не обойтись, конечно же. Я был готов взять мистера Поттера на дополнительный факультатив по зельеварению, который провожу для талантливых студентов, но бывший директор был категорически против, чтобы мистер Поттер… плодотворно общался со мной сверх обязательной школьной программы.
— Поэтому мистер Поттер нарывается на отработки, и вы с ним занимаетесь индивидуально? — усмехнулся в усы Скамандер.
— Когда есть на это время, — развёл руками Снейп-сенсей. — К тому же мистер Поттер образцовый студент и получить отработку даже у меня ему довольно сложно.
— Ну, тогда не буду вам мешать заниматься. Обещаю сохранить вашу тайну, чтобы не покачнуть авторитет профессора Снейпа — самого строгого преподавателя в Хогвартсе, у которого на отработках сам Гарри Поттер, — подмигнул мне новый директор. — Полагаю, мы увидимся после ужина. Я очень хочу составить вам компанию и познакомиться с Годриком.
— Ещё ритуал принятия, сэр, — напомнил Снейп-сенсей.
— Верно, ну, вот все вместе соберёмся, и я стану настоящим директором школы, — кивнул Скамандер. — После того, как я получу полномочия, детально обговорим ваш контракт, профессор Снейп. Рад был с вами пообщаться.
— Взаимно, директор Скамандер, — проводил взглядом высокую подтянутую фигуру Снейп-сенсей.
— Он очень крут, — заметил я, когда новый директор вышел, прикрыв за собой дверь. — Будем надеяться, что он в Хогвартсе надолго.
— Да, но следует пока присмотреться, — покосившись на часы, вздохнул Снейп-сенсей.
Ясно, что пока не стоит рисковать с путешествиями по мирам, мало ли. Конечно, Ньют Скамандер показал себя вполне нормальным человеком, он вызывал доверие, спокойствие и даже какую-то уверенность в завтрашнем дне, именно таким должен быть магозоолог, чтобы уметь управляться с животными, которые чувствуют совсем не так, как люди. Доверие животных заслужить одновременно и проще, и сложней. Но сенсея жизнь била не раз, так что он всё равно остерегался. Впрочем, первое впечатление директор производил очень хорошее и положительное. Скамандер не был «величественным и недоступным светлым магом», как Хигэканэ, скорее было ощущение, что это твой дедушка, человек, которого ты знаешь очень давно. Вроде бы простой и понятный, но мудрый и деликатный, вежливый и внимательный. Я слышал, что его стараниями были сохранены многие редкие магические животные. Да и книги он писал очень интересно, и там было не только, как убить, распотрошить и использовать, но и возможно ли приручить, некоторые полезные советы по уходу, какую пищу предпочитает тот или иной зверь, чего не любит, интересные повадки и способности, способы размножения и защиты от людей и так далее.
Удивительно, но на лице и видимых участках тела нового директора я не увидел ни одного шрама, ожога или следа укуса, которые могли быть у человека его сложной специализации. Не все раны бесследно пропадают с тел волшебников, следы, оставленные «тёмными тварями», не исчезают вовсе, отсюда, как нам недавно поведала профессор Грабли-Планк, и истоки классификации. Некоторые шрамы, в основном от укусов или царапин магических животных, рассасываются очень долго, до нескольких лет. Даже при относительной безобидности и неагрессивности им присваивают высокую степень опасности, из-за того, что раны, нанесённые такими животными, можно не закрыть простенькими заклятьями для царапин. Из-за этого у тех же фениксов класс опасности ХХХХ, хотя по всем остальным показателям они тянут лишь на ХХ, как их ближайшие родственники — авгуры, считающиеся Ирландскими фениксами. Птицы в принципе никогда не нападают просто так, предпочитая в большинстве случаев улететь и избежать столкновения с магом. Даже у Хагрида постоянно были какие-то раны, зарастающие шрамы, а после работы в Румынском заповеднике на тыльной стороне правой ладони появился ожог.
— Кстати, у меня появились кое-какие данные для расчётов той крови и волос, которые ты раздобыл, — оживился сенсей. — Вчера я побывал в Мунго не только для того, чтобы убедить всех, что метки у меня нет, но и порылся там в архивах. В голову пришла идея попытаться размотать этот клубок не с конца, а с самого начала.
Кровь и волосы, раздобытые у Тонкс неделю назад, весьма заинтересовали сенсея, но ингредиентов было слишком мало для полноценных исследований, а наша постоянно меняющая облик «пациентка» вне зоны досягаемости. Так что для начала следовало определить некоторые параметры с помощью реактивов, чтобы было от чего отталкиваться и составить хотя бы предварительные расчёты.
— И что же вы нашли, сэр?
— Что в Британии было несколько десятков метаморфов, только четверо из них пережили совершеннолетие, но ни один из них не был исцелён или хотя бы досконально изучен. Считается, что это врождённое проклятье неизлечимо. Но сначала немного истории. Если сильно утрировать, то маги более пластичны и в целом больше склонны к трансформам, чем магглы. Из-за магии в нашей крови, которая этому способствует. Именно магия откликается на действие зелий, чары исцеления, шуточные изменения, вроде цветов на голове от дурацких приколов из «Зонко». Волшебники способны на анимагию, даже оборотнями становятся лишь маги, магглы умирают в жутких мучениях, но не могут трансформироваться, — вытащил свои записи сенсей. — На основе этого разработано оборотное зелье. Через ингредиенты идёт влияние на изначальную магическую способность к трансформации. На маггла оборотное не подействует, либо приведёт к отравлению или даже смерти лишённого магии человека. Если брать в ингредиентном соотношении, то основной и главной компонентой оборотного являются златоглазки. Всё остальное способствует закреплению результата. Спорыш ускоряет изменения и впитывания зелья в кровь, пиявки помогают обезболиванию при трансформации, от остальных ингредиентов в основном зависит продолжительность действия зелья. Сушёные златоглазки сначала разрушают плотность магической структуры, а настойка из них же перестраивает её по новому образу, который и должен добавляться в зелье на последнем этапе. Да, шкура бумсланга способствует быстрому растворению в зелье этого магического слепка. И в итоге мы можем наблюдать принудительную трансформацию мага под воздействием оборотного зелья. Всё понятно?
— Да, вполне, — кивнул я.
— Действие оборотного зелья весьма специфично, узконаправленно и имеет множество ограничений, — продолжил вводную сенсей. — Например, превращение желательно с минимальными изменениями внешности, чем меньше трансформации, тем дольше продержится трансформа. Скажем, если одного из близнецов Уизли превратить в другого, то вместо «примерно часа» они смогут пребывать в чужом облике порядка двенадцати часов. Превращение мужчины в женщину, или наоборот, сведёт действие зелья на нет, поэтому рекомендуют женщинам превращаться в женщин, мужчинам — в мужчин. Для превращения требуется живой маг, причём, совершенно не важно, что волос или другие частицы тела были взяты у живого человека, если на момент превращения человек мёртв, то выпивший такое оборотное превращается в мёртвого человека.
— Из-за того, что частица лишь даёт слепок или что-то вроде следа? — уточнил я. — Магия трансформы по этому «следу» обращается к оригиналу?