— Уинетт тоже так думает?
— Она не уверена. Она думает, что ее усилия, наконец, дали результат. Но как она может знать, что я видел… или вообразил, что вижу?
— Возможно, лечение и впрямь помогает. Не теряй надежды.
Кедрин фыркнул:
— Все так говорят.
— И не огорчайся, — ласково сказал Бедир. — Даже если у Сестры Уинетт ничего не выйдет… Когда все вопросы будут решены, мы отправимся в Эстреван. Однако ты и так не теряешь даром времени. Ты становишься неплохим дипломатом.
— Я мечтал стать воином, — отрезал Кедрин. Им снова пришлось остановиться, пока стражник открывал дверь. Услышав приветствие, юноша ответил коротким кивком.
— Ты уже побывал в бою и показал себя достойно, — возразил Бедир. — Когда-нибудь ты станешь правителем Тамура, так что опыт переговоров тебе не помешает.
— Правитель, лишенный зрения? — скептически отозвался Кедрин. — И каким образом слепой может править Тамуром?
— При помощи справедливости и мудрости. Ты не обделен ни тем, ни другим. Сегодня ты это показал.
— Я бы предпочел быть зрячим воином, чем слепым правителем.
— Побудь пока умным вождем, — мягко парировал Бедир. — Сейчас мы войдем в зал, и Хаттим не упустит возможности тебя поддеть.
— Неужели я так много значу в его глазах? — удивился Кедрин. — Теперь я для него не угроза… и тем более не соперник.
— Достаточно того, что ты отлупил его кабой. Помнится, тогда Эшривель смотрела на тебя весьма благосклонно. Хаттим такого не забывает.
Кедрин внезапно понял, что за те несколько месяцев, которые прошли между его визитом в Андурел и снятием осады, он почти не вспоминал об Эшривели. Следуя за отцом к столу, он подумал, что тогда она казалась ему самой прекрасной женщиной, какую только можно вообразить. Как же он был безрассуден! Он вообразил, что видит в ее глазах восхищение и симпатию… Правда, Бедир говорит, что так оно и было. Теперь он помышлял только об Уинетт, чья душа столь же прекрасна, как и облик. Станет ли Эшривель восхищаться слепым? Что же до Уинетт… Как называют Сестер в Сандуркане? Неприкасаемые?.. Итак, во всем, чего он желает, ему отказано.
— Сколько времени прошло, — сказал он, пряча горечь. — Путь Хаттима к сердцу Эшривели свободен. Теперь она вряд ли захочет выйти за меня замуж.
— Значит, ты еще и знаток женских сердец, — усмехнулся Бедир. — И откуда только ты набрался опыта?
— Хочешь сказать, что она согласна выйти за слепого? И потом, я люблю…
Он умолк. Слова сами сорвались у него с языка. В этом он не хотел признаваться даже самому себе.
— Знаю, — тихо ответил Бедир. — Обязательно поговорим об этом… но позже.
Кедрин с трудом подавил удивление. Значит, его чувства столь очевидны?! Он был уверен: его состояние способна ощутить разве что сама Уинетт. Он ничего не говорил отцу. Последние месяцы отец и сын слишком мало времени проводили вместе. Бедира, казалось, занимают лишь последствия осады. Но оказалось, что отец более наблюдателен.
— Я с радостью, — пробормотал он.
— Думаю, давно пора, — отозвался Бедир. — Если обсудить трудное положение с другом, это часто помогает.
Его рука сжала плечо сына. Кедрин почувствовал, что успокаивается. Мрачное настроение понемногу рассеивалось.
Когда они вошли в залу, уже стемнело. Разговоры стихли, и Кедрин догадался, что присутствующие оторвались от еды и смотрят в его сторону. Даже не видя их лиц, он знал, что на них написано сочувствие: оно сквозило в каждом приветствии. Тем временем Бедир вел его к столу через длинный зал, похожий на галерею.
— Справа от тебя чаша, рядом кувшин, — объяснял он вполголоса, отодвигая стул и помогая сыну сесть. — Дарр сидит слева от тебя, он разговаривает с Ярлом. Остальные еще не пришли.
— Приветствую вас, — произнес Кедрин, опускаясь на стул.
— Приветствую, Кедрин, — откликнулся король. — Еще раз благодарю тебя за мудрый совет.
— Да, это были достойные речи, — добавил правитель Кеша.
— Спасибо, — ответил Кедрин. Ни тот, ни другой не упоминали о его затруднительном положении, и он был им от души благодарен. — Я рад, что смог что-то предложить.
— То, что ты предложил — весьма важно, — сказал Дарр. — Мир с Белтреваном будет для нас подлинным благословением.
Юноша улыбнулся и, проведя рукой по столешнице, осторожно взял чашу. Слуга, похоже, поджидавший рядом, уже наполнил ее густым галичским вином. Поднеся чашу к губам, Кедрин с нескрываемым удовлетворением понял, что сумел не пролить ни капли.
— Хаттим пришел, — вполголоса заметил Бедир.
— Павлин Сетийян… — фыркнул Ярл с нескрываемой насмешкой. — Ах, хорош! А как выступает!
— Правитель Ярл, — прервал его Дарр, — разве мы не союзники? Давайте сохранять хотя бы видимость дружелюбия.
— Если бы Кедрин не разукрасил его на траджеа — посмотрел бы я, какой из него союзник, — буркнул кешит. — Да ты и сам знаешь, Дарр. Не отделай он его при всех, Хаттим нашел бы предлог отвертеться. Мы бы здесь сражались, а он, скорее всего, веселился в Андуреле.
— Ярл, Ярл, — пристыдил его Дарр. — Как ты можешь об этом судить?
— Он рвется к трону, — не сдавался смуглолицый правитель. — Уж в этом-то я не сомневаюсь.
— Он властолюбив, — согласился король. — Но до тех пор, пока вы с Бедиром противостоите ему, он может лелеять свои надежды сколько угодно.
— Еще бы! Прав у него никаких… Но такие, как Хаттим, случается, забывают об этом.
— Ты подозреваешь измену, Ярл?
Кедрин услышал, как зашуршала одежда — кешит пожал плечами.
— Нет, — произнес он неуверенно, — но я не доверяю Хаттиму.
— Он сражался вместе с нами, — напомнил Дарр. — Давай будем это помнить и забудем разногласия.
Ярл фыркнул, но не успел ответить. Правитель Усть-Галича был уже рядом.
— Государь, принц Кедрин, — его тон был вполне вежливым. — Надеюсь, все в добром здравии?
Деревянные ножки стула проскрежетали по каменному полу, и Кедрин понял, что Хаттим сел слева от Ярла. Кедрин хорошо представлял себе контраст между ними. Хаттим наверняка разряжен в зеленое с золотом — его любимые цвета. Кажется, он даже оружие отделывает в тон. И волосы у него светлые и отливают золотом. Сейчас он, наверно, старательно расположился так, чтобы выставить напоказ серьгу в правом ухе, а запястья унизаны браслетами, один другого затейливее. Ярл, как обычно, в черном, темные волосы заплетены в косы, как принято в Кеше. Единственные украшения, которые он носит — кольца на левой руке, на большом пальце и еще на двух, кажется, на среднем и безымянном. Дарр, должно быть, в блекло-сером одеянии — похоже, он носит его всегда, кроме официальных случаев. Все, что выдает в нем короля — это медальон на шее, серебряный диск с изображением трехзубой короны Андурела. Да, кожаная одежда, в которой ходят они с Бедиром — не в пример более практична и удобна. Если сюда войдет чужак, он, пожалуй, решит, что самый знатный здесь — Хаттим Сетийян… по крайней мере, пока они не заговорят. Тогда в голосе Дарра сразу появляется спокойствие и уверенность. А вот Хаттим…
Сейчас, однако, правитель Усть-Галича делал вид, будто всеми силами стремится быть заодно со всеми. Он был отменно вежлив и старательно избегал намеков на слепоту Кедрина, и уже не настаивал, что в переговорах с лесным народом нет никакого проку.
Кедрин слушал, не принимая особого участия в разговоре. В основном обсуждали, как подготовить войска к переговорам. Наступило время трапезы, и все его внимание было поглощено тем, как преодолеть связанные с этим затруднения. Он чувствовал запах жареной свинины и знал, что она уже положена ему на тарелку и нарезана мелкими кусочками. Однако поддеть ломтик кончиком ножа, чтобы поднести ко рту, оказалось нелегким делом. Он подозревал, что перепачкал жиром рубаху. Овощи вызывали не меньшие мучения. Находясь в подобном обществе, он не хотел без крайней надобности прибегать к посторонней помощи. По счастью, Бедир был слишком занят, доказывая что-то Хаттиму — а может быть, и самому Кедрину. В итоге юноша почти все время молчал. Лишь изредка, когда обращались лично к нему, он отвлекался, чтобы ответить. Когда трапеза закончилась, он вздохнул с облегчением. Наконец-то можно было извиниться и уйти.