Девочка тихо скрипнула зубами.
– Ладно, все это мишура, – князь задумчиво уставился в потолок. – странно, конечно, что все это не приходило мне в голову. Смешно, но я так же, как и все, попал под харизму матушки: не любить ее было просто невозможно, даже когда хотелось ненавидеть. Значит, на этом во все времена и играли, и все эти разговоры о благословении именно женщин королевского рода – чушь собачья?
– Магия имеет свое эмоциональное отражение, вы это знаете. Те, кто владеют Созиданием, вызывают подсознательную симпатию у большинства живых существ.
– И наоборот.
– В определенной мере. В какой-то мере это действительно стало благословением: даже в самые тяжелые времена правительницу любили если не все, то подавляющее большинство, эта любовь придавала сил верить в будущее, не смотря ни на что.
– И при этом совершенно неважно было, каким она была человеком и каким правителем? – очень тихо уточнила Элион. – Это так унизительно…
– Отчасти поэтому я так долго не могла решиться рассказать тебе все это, деточка. Ты слишком болезненно воспринимаешь…
– Воспринимаю – что? Что мной, как куклой на веревочке, манипулируют все, кому это приходит в голову! Ох, ну неужели я такая дура…
По-прежнему задумчиво рассматривающий потолок князь бросил короткий взгляд на сестру.
– Наверное, Седрик прав, и я законченный идеалист… Знаешь, говорят, «в семье не без урода» – а ведь мне так долго казалось, что это про меня, – уголок губ изогнулся в скупой, как карандашный штрих, улыбке.
- Ну спасибо! – оскорбилась Элион, сообразив, к кому именно эта поговорка больше всего относится в свете открывшихся фактов. Хотя за жалость к самой себе уже стало немного стыдно. В конце концов, Фобосу, что бы он там ни говорил, пришлось куда хуже, чем ей: у кого угодно был бы отвратительный характер, если бы с самого детства все старались за версту обойти только из-за «отрицательной харизмы» магии Разрушения. Быть может, сейчас князя вполне устраивали всеобщие страх и ненависть – он давно научился извлекать из них выгоду, но в детстве вряд ли он чем-то отличался от любого другого ребенка.
Фобос поднял ладонь и создал небольшой энергетический шарик, служащий обычно для передачи коротких сообщений (Элион в порядке ностальгии по прежнему миру, едва освоив это небольшое колдовство, обозвала шарики «эсэмэсками»).
– Седрик, проводи, пожалуйста, леди через сад.
Щелкнув пальцами, князь отправил слегка мерцающий серебром сгусток энергии сквозь стену. Такие сообщения были чисто символическими: где-то в зале так или иначе непременно пряталась змейка-шпион из тех, что позволяли лорду всегда быть в курсе если не всех событий, то наиболее, с его точки зрения, важных.
Седрик появился минуты через три, невнятно бормоча что-то про сверхурочные, которые неплохо было бы получать за работу в любое время дня и ночи. Князь хмуро пообещал, что как только… так сразу, после чего вежливо посоветовал всем выметаться и удалился за бирюзовую занавесь на балкон. Поколебавшись, Элион последовала за ним под недоуменными взглядами Галгейты и Седрика.
– Полагаю, Вы сами сумеете найти дорогу, – покосился в сторону Советницы змеелюд, явно предпочитающий сопровождать юную королеву, а вовсе не ящерицу, вздумавшую соревноваться с ним в плетении интриг. Не так уж это было и нелепо…
Подумав, Галгейта решила, что не слишком сердится на Калеба, чья нетерпеливость перечеркнула все их общие планы. Шансов с самого начала было немного. Но – увы – теперь и никому из Советников Элион не станет доверять так, как раньше.
========== ЭПИЛОГ ==========
Без тебя я – призрак, что из храма изгнан,
Без меня ты – скучный миф.
Мы с тобой как братья в гимнах и проклятьях
С вечной властью над людьми.
Ария «Антихрист»
Стоявшего на балконе князя легко было бы принять за застывшее изваяние, если бы не резкие порывы ветра, заставляющие его фантастические волосы развеваться странным плащом. В остальном Фобос оставался неподвижен: резкое острое лицо казалось безупречной мраморной маской, глаза, обычно льдисто-прозрачные, с непроницаемостью серебра были обращены, казалось, в глубину собственного сознания, а вовсе не на рвущееся под порывами ветра небо, куда указывал взгляд. Когда Элион молча встала рядом с братом, по его лицу даже тени не пробежало, хотя обычно князь не упускал случая продемонстрировать раздражение ее присутствием.
Однако ей неподвижно глазеть в небо оказалось не под силу: ветер больно хлестал по лицу, заставляя глаза слезиться, и пробирал до костей сквозь шелковое одеяние юной королевы. Она и не предполагала, что в Меридиане может быть холодно.
– Не думала, что на тебя все это произведет такое сильное впечатление, – честно призналась Элион, помолчав.
– А о чем же ты вообще думала? – с усталой язвительностью осведомился князь, когда она уже решила, что ответа не дождется. – Ты сейчас в смятении… мир впал в смятение вслед за тобой. Вряд ли это подходящее время, чтобы думать.
Девочка посмотрела на рваные облака, кружащиеся в водовороте словно свихнувшихся ветров. Пожалуй, в ее сознании и правда творилось что-то очень похожее…
Элион давно замечала, что мир откликается на ее настроение, только долго путала причину со следствием. Ведь когда идет дождь, всем бывает грустно. А если, напротив, посреди длинного сезона холодных дождей вдруг выглядывает солнце, украшая болотные туманы сотнями дрожащих радуг – трудно не придти в приподнятое расположение духа…
Оказывается, это не ее настроение менялось в зависимости от мира вокруг, а наоборот.
– А пока я жила на Земле, мир отражал твою душу? – вспомнив рассказы о времени засух, неурожаев и эпидемий, зачем-то спросила девочка.
– Нет. – бесцветным голосом ответил Фобос. – Если так, тут просто начался бы ледниковый период… лично я, конечно, этому не расстроился бы. Мир отражал отсутствие души вообще.
– Просто… мне казалось, ты сам предполагал нечто подобное.
– Предполагать – это совсем другое дело!
Немного помолчав, она уставилась на брата с совершенно детской растерянностью и очень тихо спросила. – И… что теперь?
– А почему что-то должно измениться? – с прежним (и таким уже родным!) раздражением в голосе осведомился князь, без теплоты косясь на сестру. – Уж не знаю, на что эта грымз… на что Галгейта рассчитывала, рассказывая нам все это, но для меня лично это не меняет НИЧЕГО. Уж не думала ли ты, что я соглашусь играть роль твоей тени?! Уж тут Галгейте не отказать в рассудительности – она затеяла все это лишь потому, что точно знала – я этот порядок вещей не приму. Кроме того… мне-то наплевать, что все подумают, но учти, что это традиционная роль супруга королевы, а вовсе не ее брата. Представь себе, как это будет выглядеть! – Фобос повернулся, и под пристальным льдисто-серым взглядом Элион зябко передернула плечами. – Я не нарушу своего обещания. Мое слово – закон, даже для меня самого! Но рано или поздно я найду способ его обойти, не нарушая, лучше имей это в виду, моя дорогая сестричка.
– Не ты ли говорил, что разумно сначала нападать, а потом предупреждать о нападении?
– Надежды делают тебя сильнее. Даже свои собственные и даже бессмысленные. Поэтому я не хочу, чтобы ты тешила себя иллюзиями относительно того, что что-то может измениться благодаря тому лишь, что наши родители, да и все предки, оказались такими лицемерами, что Седрюша умрет от зависти! – длинные пальцы принца сжали мраморный край перил балкончика. – Или из-за очередного глупого пророчества этой шарлатанки Кассандры из трущоб!
– И ты думаешь, что можешь так легко уничтожить мою надежду?
– Все время забываю: она же умирает последней! – брезгливо поморщился Фобос. – Сразу за тем, кто надеется!
– Думай на этот счет, что тебе угодно! – Элион, как почти всегда и бывало, первой отвела взгляд. – Я очень тебя люблю.
– Знаю. Это вечно все и усложняет.