— Ты что-то неважно выглядишь, — сказал Римо. — Я знаю, что надо сделать, чтобы полегчало. Зажми голову между колен и держи так, пока мозги не прочистятся. Давай.
И Римо взял Леона Хискоса-младшего за загривок, потихоньку, несильно, стал наклонять вперед, и Хискос почувствовал, как медленно, понемногу, начинают разъединяться его позвонки. Услышал отрывистый треск. Потом еще. И еще.
Всякий раз ощущение было такое, словно в голове что-то взрывается.
— Если б мы не садились, — прошептал Римо, — я бы продлил боль. С тобой я проделал бы это с превеликим удовольствием. Однако, увы, все мы рабы времени.
Хискос услышал, как хрустят, ломаясь, его зубы, впившиеся в осколки пистолета, которыми был забит рот. А затем он еще раз услышал треск, громче и резче предыдущих, и после этого не слышал и не чувствовал больше ничего.
Римо сунул фотографии в карман пиджака покойника и застегнул свой собственный ремень безопасности как раз в тот момент, когда самолет подпрыгнул, коснувшись колесами покрытия посадочной полосы.
— О, Боже, что это с ним?! — воскликнула стюардесса, увидев спину согнутого дугой Хискоса.
— Это всего лишь один из моих доверителей, — обезоруживающе улыбнулся ей Римо. — Пожалуйста, не беспокойтесь о нем. Он выходит из себя после длительного полета.
— Вы хотите сказать, приходит в себя, сэр? — улыбнулась в ответ стюардесса.
— Вам виднее, — согласился Римо и покинул салон самолета.
Пройдя в зал, он купил билет на ближайший рейс, не заботясь о месте его назначения, — лишь бы взлететь в ближайшие пять минут.
Нет, Римо не хочет выпить. Нет, он не голоден. Кажется, он ясно дал это понять в предыдущие три раза, когда стюардесса подходила к его креслу с этими же вопросами.
— Да, сэр, — сказала она. — Я просто хотела удостовериться еще раз.
Ведь заботиться об удобстве пассажиров — моя обязанность.
Это была стройная блондинка в облегающей синей, оттененной ярко-желтым шарфиком форме, с глазами такой яркой голубизны, что смотреть на них было почти больно. В других обстоятельствах — а именно, если бы она каждые пять минут не совала ему в лицо свою благоухающую грудь, чтобы задать один и тот же вопрос, — Римо, очень может быть, весьма бы ею заинтересовался.
— Почему бы вам не позаботиться о других пассажирах? — осведомился он.
— У них все в порядке, — обмахнула она ресницами свои сияющие глаза.
— Ничего подобного! — откликнулось несколько голосов сразу.
— Что такое? — удивилась стюардесса, судя по приколотой к лацкану карточке — Лорна.
— Я, например, хочу пить. Некоторые хотят есть. Когда вы прекратите вертеться вокруг этого парня и займетесь наконец нами?! — возмутилась почтенного вида дама в третьем ряду.
Лорна огляделась. Пассажиры, занимающие передние ряды, выглядели большей частью уныло и взирали на нее с укоризной. Тележка с напитками торчала в проходе, перекрыв доступ к туалету.
— Простите, — покраснела она. — Пожалуйста, простите. Я сейчас.
Но тут она снова наклонилась к Римо, покаяние вылетело у нее из головы, а лицо озарилось блаженной улыбкой:
— Так на чем мы остановились?
— На том, что я прекрасно себя чувствую, а у вас проблемы со слухом, отрезал Римо, которому совсем не нравилось, что на него обращают столько внимания.
Однако вины стюардессы тут не было. Так реагировали на него все женщины.
Проявлялся один из побочных эффектов искусства Синанджу. Однажды Чиун объяснил ему: когда ученик Синанджу достигает определенной степени совершенства, все стороны его существа приходят между собой в гармонию, и другие это чувствуют. У мужчин это вызывает страх, у женщин — половое влечение.
Но по мере того, как возрастало к нему влечение женщин, Римо обнаружил, что все меньше ими интересуется. Отчасти это объяснялось сексуальными приемами из арсенала Синанджу, которым обучил его Чиун. Они низводили секс к жестко определенной, монотонной последовательности действий, которые доводили дам до исступления, но Римо скучал так, что хоть за книгу берись. С другой же стороны, равнодушие к сексу вызывалось причинами психологического свойства: если ты можешь заполучить любую когда и где вздумается, ты уже никакой не захочешь.
Это неизменно беспокоило Римо. Впервые осознав причины своего беспокойства, он спросил Чиуна:
— На черта мне моя неотразимость, если из-за нее я стал равнодушен к сексу?
Чиун церемонно предложил ему сесть.
— Перед Мастером Синанджу стоят две задачи: обеспечить процветание своей деревни и воспитать преемника.
— Ну и?
— Это же очевидно, Римо.
— Мне — нет, Чиун. Какая здесь связь с сексом?
Чиун воздел руки к небу.
— Чтобы воспитать нового Мастера, у тебя должен быть исходный материал ученик. Мне не очень повезло, ты — самый сырой материал из всех возможных, но я надеюсь, что у тебя в свое время отыщется что-нибудь получше. Из моей деревни, предпочтительно — мой кровный родственник.
— И все-таки я не понимаю.
— Просто непробиваем, — вздохнул Чиун. — Когда придет твой черед воспитать себе преемника, ты возьмешь в жены девственницу из Синанджу. Она родит тебе сына, а ты вырастишь из него нового Мастера.