В пустыне похолодало. Нагретый за день песок уже отдал остатки тепла, и всем сделалось зябко.
– Это почему же? – полюбопытствовал Лоренс Темпли Джонсон. – Я требую ответа.
Римо смотрел на женщину со сломанной рукой. Лубки Лорна наложила, но было видно, что боль все-таки не унялась.
Римо мягко коснулся больной руки и пальцами легко ощупал все ткани от кисти к локтю, не зная толком, что следует делать, но мало-помалу набираясь уверенности.
Он чувствовал, где сломаны кости, – в трех местах, все ниже локтя, и осколки сложились неправильно.
– Я требую ответа, – настаивал Джонсон.
Как на импровизированной трибуне, он стоял на невысоком камне у скелета сгоревшего самолета и вещал тоном полицейского при исполнении обязанностей.
– Как сейчас? – спросил Римо женщину.
– Кажется, лучше.
Римо резко сжал пальцы. Женщина ахнула, но когда утих болевой шок, и она, и Римо поняли, что кости улеглись как надо. Потом Римо помассировал ей шею, чтобы смягчить глухую боль заживления, которая прилет позже.
– Спасибо, – сказала женщина.
– Послушайте, я к вам обращаюсь! – кипел Джонсон. – Как вы смеете игнорировать мои вопросы? Кто вы, по-вашему, такой? – Он оглядел других пострадавших, вяло сидевших на песке у самолета, и приказал:
– Только посмотрите на него! Посмотрите, во что он одет! Ничтожество! Какой-нибудь автомеханик! Командование беру на себя я и говорю вам, что мы уходим!
Римо встал и небрежно стряхнул песок со своих солдатских штанов.
– Мы остаемся, потому что скоро прилетят вертолеты спасателей. Это вопрос времени. Сгоревший самолет – ориентир. Если мы начнем бродить по пустыне, нас могут вообще не найти.
– Можно ждать часами, пока прилетят эти так называемые спасатели! Я сказал – уходим.
– А я сказал – остаемся.
– Ты это с чего распетушился? Кто тебя уполномочил командовать? спросил Джонсон, в мыслях своих воображая, как в Голливуде снимут фильм, живописующий его героические действия по вызволению из пустыни собратьев по несчастью. В роли Лоренса Темпли Джонсона – Роджер Мур. Он бы предпочел Дэвида Найвена[2], но тот уже умер. – Ставлю на голосование. Здесь у нас демократия.
– Нет, – сказал Римо. – Здесь у нас пустыня. И тот, кто пойдет разгуливать, погибнет.
– Посмотрим! – повысил голос Джонсон. – Все, кто за то, чтобы уйти отсюда, скажите: «да».
Никто не сказал «да». Все проголосовали своей задней частью, прочно упертой в песок.
– Кретины! – рявкнул Джонсон. – Ну, я пошел.
– Очень сожалею, но не могу тебе этого позволить, – сказал Римо.
– Почему это?
– Потому что я дал себе слово, что все мы выберемся отсюда живыми, и не допущу, чтобы ты достался стервятнику.
Джонсон соскочил с камня, широким шагом приблизился к Римо и ткнул ему в грудь указательным пальцем:
– Только попробуй мне помешать!
– Джонсон, скажи людям: «Спокойной ночи», – пробормотал Римо, правой рукой ненадолго сжал тому горло, подхватил обмякшее тело и уложил на песок.
– Это не опасно? – забеспокоилась Лорна.
Римо покачал головой.
– Поспит немного, – и оглядел остальных, внимательно на него смотревших.
– С ним все в порядке, ребята. А сейчас, я думаю, стоит сбиться потесней, для тепла. Пока за нами не прилетят.
– А они правда прилетят? – спросила девочка.
– Правда, – сказал Римо. – Я тебе обещаю.
– Хорошо. Тогда я лучше посплю.
Позже, когда звезды завели в эбеново-черном небе свой хоровод, Римо и Лорна уединились.
– Ты так и не назвал мне своей фамилии.
Она взяла его за руку.
– У меня ее нет, – сказал Римо, усаживаясь на покатом песчаном склоне.
Женщина устроилась рядом.
– Когда мы летели, мне показалось, что ты нахал. Но я была неправа.
– Знаешь, ты лучше не привыкай ко мне, – попросил Римо.
– Что?
Он поглядел на огромную луну, выплывшую из-за остроконечной верхушки дальнего бархана, похожую на футуристический фонарь. Легкий ветер с шелестом гонял чистый сухой песок.
– Когда прилетят спасатели, я уйду. Один. Никому обо мне не говори.
– Как не говорить? Ты же нас спас! Ты вытащил всех из самолета! Обо всех позаботился! Эта маленькая девочка... Она же тебя обожает!
– Это все замечательно, и все-таки я исчезну, так что забудь обо мне, и делу конец.
– Но почему? Ты что, преступник?
– Что-то вроде, – сказал Римо. – Знаешь, у меня никогда не было семьи.
Сегодня я впервые понял, что такое родня. – Он горько усмехнулся. – И для этого понадобилось попасть в авиакатастрофу!
– Нет худа без добра.
– Как ты думаешь, когда они прилетят?
– Скоро. Странно, что еще не прилетели.