Сенаро предупредили, и он смылся в Чикаго.
Стрелок отыскал его там, тот таскал тюки на складе. Дождался перерыва на обед, подошел вплотную и всадил ему в грудь три пули кряду. Носатый взвыл, как бык, и кинулся на обидчика.
Он выпустил в Носатого всю обойму. Все вокруг было залито кровью, но Сенаро пер и пер, как грузовик, сорвавшийся с тормозов.
Стрелок, не выдержав, побежал, и Сенаро целый час гонял его по всему складу. Наконец загнал в угол, схватил за горло и стал душить. И как раз в тот миг, когда белый свет совсем уже было померк в глазах стрелка, Сенаро вздохнул, как кузнечный мех, и рухнул от потери крови.
Стрелок выполз из-под туши Носатого, оставив свой башмак в его намертво сжатых руках. А Сенаро потом очухался и со временем даже сделал себе в Чикаго имя.
Дон проявил полное понимание.
– Это всегда трудно, – сказал он, – в первый-то раз, а? Первый блин комом, так всегда и бывает.
– В другой раз я его достану, – пообещал стрелок дону Педро, хотя желудок его содрогался при мысли о том, чтобы увидеться с Носатым еще разок.
– Другого не будет. Ни для тебя, ни для Носатого. Вы оба счастливчики, вам повезло выжить. Сенаро нас больше не побеспокоит. Он заслужил жизнь. А ты заслужил наше уважение. У нас для тебя будет много работы.
С другими заданиями он справился лучше и со временем тоже сделал себе имя.
Предпочитая выстрелы в голову. Так что это ограничение его беспокоило. Как непрофессиональное.
Однако клиент всегда прав.
По крайней мере, пока.
Дрейк Мэнген совещался по телефону с Джеймсом Ривеллом, президентом «Дженерал автос компани», и Хьюбертом Миллисом, главой «Америкэн автос».
– Что будем делать? – спрашивал Ривелл. – Этот наглец Лаваллет перенес свою пресс-конференцию на завтра, и мы все приглашены. Идем или не идем?
– Куда денешься, – сказал Миллис. – Не можем же мы показать всему свету, что боимся Лаваллета и этой его ублюдочной сверхсекретной машины.
Надеюсь, она даже не заведется.
– Ох, не знаю, – сказал Мэнген. – Как бы нас там не перестреляли.
– А охрана для чего? Пусть поработают, – сказал Миллис. – Но знаете, что застряло у меня, как кость в горле?
– Что? – спросил Мэнген.
– Что в свое время Лаваллет работал на каждого из нас, и все мы его выперли.
– Еще бы не выпереть! Он предложил нам снять всю красоту с «кадиллака»!
– вспомнил Ривелл. – Недоумок!
– Нет, – сказал Миллис, – не увольнять надо было сукина сына. Убить. И не было б у нас сейчас этой головной боли.
– Может, еще не поздно, – хмыкнул Мэнген. – Ну, значит, договорились.
Завтра на пресс-конференции.
Ладно, он пойдет, но будь он проклят, если пойдет без своего корейца. Сам президент Соединенных Штатов сказал, что старый пень сумеет защитить Мэнгена, а Мэнген не может не верить своему президенту. Как его там... а, да, Чиун. Пусть этот Чиун всюду за ним и ходит.
Кроме того места, куда он собирается сегодня вечером.
Что ни говори, а старый пень умел-таки обращаться с подчиненными. Дрейк Мэнген не мог этого не признать.
После того, как Мэнген освободил кабинет, Чиун решил: неплохо бы на двери что-то нарисовать. Он велел секретарше послать за заведующим отделом покраски автомобильных корпусов.
Дверь оставалась открытой, и Мэнген слышал весь разговор, сидя у стола секретарши.
– Нарисуешь на двери новую надпись, – распорядился Чиун.
– Я не разрисовываю дверей, – ответил заведующий отделом.
– Погоди. Ты художник или нет?
– Да. Я отвечаю за внешний вид автомобильного корпуса.
– Но то, о чем я прошу тебя, гораздо легче, чем раскрасить машину!
– Нет, ни за что! Красить двери не входит в мои обязанности, – вконец разгневался заведующий отделом.
– Кто тебе это сказал? – поинтересовался Чиун.
– Профсоюз. В трудовом договоре сказано: дверей я не крашу.
– Это указание отныне теряет свою силу, – сказал Чиун. – С сегодняшнего дня ты отвечаешь за разрисовывание дверей для меня. Начиная вот с этой.
– С какой это стати? И кто вы, вообще говоря, такой?
– Я Чиун.
– Ну хватит, я ухожу, – сказал заведующий отделом. – И в профсоюзе немедленно об этом узнают.
Со своего места в приемной Мэнген услышал сдавленный стон. Он вытянул шею и заглянул в дверь. Старый кореец, страшно подумать, выкручивал заведующему ухо.
– Я хочу, чтобы краска была золотой.
– Да, сэр, да, – бормотал заведующий. – Я уже иду за краской.