Почуяв смерть, Хискос скользнул рукой в карман пиджака, вытащил маленький автоматический пистолет и нацелил его в живот Римо.
– Эй, а ведь ты не имел права проносить оружие на борт самолета! укорил Римо. – Ну-ка спрячь, пока не застукала стюардесса!
Хискос громко икнул, и физиономия его чуть порозовела.
– Как ты узнал? – просипел он.
– Что ты – Лощинный Насильник? Помнишь, я рассказывал тебе про КЮРЕ? Так вот, вся эта цепочка убийств сделала тебя главным подозреваемым. Компьютеры проанализировали имевшиеся об убийствах сведения, выработали маршрут убийцы, и кредитная карточка с твоим именем засветилась на автозаправках по всему этому маршруту. А потом ты совершил настоящую глупость. Забронировал билет на Нью-Орлеан. Смит послал меня наперехват, и вот он я, тут как тут.
Римо улыбнулся.
– Ты хочешь сказать, что должен меня убить? – выдохнул Хискос.
– Именно. Какую смерть предпочтешь? Через удушение? Обычно я не пользуюсь этим методом, но сейчас – случай особый.
– Ты, кажется, забыл, что у меня в руках пистолет.
– Ах да, пистолет. Кстати, я хотел спросить, как ты протащил его через контроль?
– Это новая модель. Пластиковый сплав.
– Серьезно? Дай-ка взгляну.
И прежде чем Хискос успел что-либо понять, Римо уронил фотографии, его правая ладонь метнулась вперед, и рука Хискоса, в которой тот держал пистолет, совершенно одеревенела. Боли не было – только ощущение, словно ткани пропитаны новокаином. А плоский пистолет оказался в руках у Римо, и тот с интересом принялся его рассматривать. Попытался отвести затвор, но тот заклинило. Римо нажал посильнее, защелка хрустнула, и спусковой механизм отвалился.
– Вот халтура, – пробормотал он.
– А говорили, прочней стального, – сказал Хискос.
Хмыкнув, Римо большим пальцем умудрился сломать ударник.
– Да, в «пушках» я не очень-то разбираюсь, – признался он, возвращая пистолет. – Кажется, эту я сломал. Прошу прощения.
Лощинный Насильник три раза нажал на курок. Тот даже не щелкнул. Он бросил пистолет и поднял руки:
– Ладно, сдаюсь.
– Пленных не берем, – сказал Римо.
Хискос панически оглянулся в поисках стюардессы. Открыл рот, чтобы позвать на помощь, и обнаружил вдруг, что не в силах произнести ни звука, поскольку гортань каким-то таинственным способом оказалась забита останками того самого пистолета из пластикового, прочнее стали, сплава.
– Ты что-то неважно выглядишь, – сказал Римо. – Я знаю, что надо сделать, чтобы полегчало. Зажми голову между колен и держи так, пока мозги не прочистятся. Давай.
И Римо взял Леона Хискоса-младшего за загривок, потихоньку, несильно, стал наклонять вперед, и Хискос почувствовал, как медленно, понемногу, начинают разъединяться его позвонки. Услышал отрывистый треск. Потом еще. И еще.
Всякий раз ощущение было такое, словно в голове что-то взрывается.
– Если б мы не садились, – прошептал Римо, – я бы продлил боль. С тобой я проделал бы это с превеликим удовольствием. Однако, увы, все мы рабы времени.
Хискос услышал, как хрустят, ломаясь, его зубы, впившиеся в осколки пистолета, которыми был забит рот. А затем он еще раз услышал треск, громче и резче предыдущих, и после этого не слышал и не чувствовал больше ничего.
Римо сунул фотографии в карман пиджака покойника и застегнул свой собственный ремень безопасности как раз в тот момент, когда самолет подпрыгнул, коснувшись колесами покрытия посадочной полосы.
– О, Боже, что это с ним?! – воскликнула стюардесса, увидев спину согнутого дугой Хискоса.
– Это всего лишь один из моих доверителей, – обезоруживающе улыбнулся ей Римо. – Пожалуйста, не беспокойтесь о нем. Он выходит из себя после длительного полета.
– Вы хотите сказать, приходит в себя, сэр? – улыбнулась в ответ стюардесса.
– Вам виднее, – согласился Римо и покинул салон самолета.
Пройдя в зал, он купил билет на ближайший рейс, не заботясь о месте его назначения, – лишь бы взлететь в ближайшие пять минут.
Нет, Римо не хочет выпить. Нет, он не голоден. Кажется, он ясно дал это понять в предыдущие три раза, когда стюардесса подходила к его креслу с этими же вопросами.
– Да, сэр, – сказала она. – Я просто хотела удостовериться еще раз.
Ведь заботиться об удобстве пассажиров – моя обязанность.
Это была стройная блондинка в облегающей синей, оттененной ярко-желтым шарфиком форме, с глазами такой яркой голубизны, что смотреть на них было почти больно. В других обстоятельствах – а именно, если бы она каждые пять минут не совала ему в лицо свою благоухающую грудь, чтобы задать один и тот же вопрос, – Римо, очень может быть, весьма бы ею заинтересовался.