С Джанни срывали одежду. Он позволил это сделать без сопротивления. Томас подошел к нему, положил руку ему на плечо и наклонил голову. Их губы двигались: тихий вопрос, ответ… Тагая раздевать не стали — он и так был почти обнажен, а его тело было испещрено белыми и красными полосами. Анна подбежала к любимому, и, повинуясь кивку вождя, державшие его воины отпустили его. Умирающий бессильно упал в ее объятия. Его глаза были открыты.
— Анна, — проговорил Тагай. — Белый Можжевельник.
— Я не могу… Не могу позволить им…
Она увидела, как у него за спиной воины становятся в два ряда. Зажигались костры, в них вкладывали заостренные палки…
— Что я сказал тебе после смерти Черного Змея? — прошептал Тагай. — Что если доведется, я тоже захочу умереть именно так. Как воин. Мне только жаль, что я так слаб… — У него на губах снова запузырилась кровь. — Я недолго смогу петь мою песнь смерти.
Анна крепко прижала его к себе, обхватывая его тело обеими руками.
— А разве я не говорила, что не стану смотреть, как ты умираешь? Он кивнул.
— Говорила. Уходи. Пусть Хромая Нога уведет тебя. Дядя Пьер ждет на реке на своем корабле. Я умру так, чтобы ты не видела этого. Только помни: ты навечно — моя любовь.
Голос Анны звучал ровно:
— А ты — моя. И ты умираешь воином тахонтенратов, о чем всегда мечтал.
Она повернула лицо к восходу, прижала Тагая покрепче к себе и, просунув руку дальше, нащупала зазубренный кусок металла. Он разрезал ей ладонь, но она все равно резко дернула осколок, а потом вытащила из тела. Тагай ахнул, глаза его расширились. Анна почувствовала, как ей на руку хлынула его кровь. Она спрятала то, что убило ее возлюбленного, к себе в мешочек, где он звякнул о камень — оки Доннаконны. Осторожно опустив безжизненное тело Тагая на землю, Анна двинулась вперед, глядя прямо перед собой, сквозь толпу воинов, которые расступались перед ней, пропуская девушку к тропе, ведущей со скал. Анна не оглядывалась, хотя услышала позади себя шаги — хромого мужчины и хромого мальчика. Когда она прошла под дубом, позади застучали барабаны и началось пение. И она услышала песнь смерти, которая до сей поры еще не звучала в Новом Свете: голос Джанни, красивый и чистый, выводил первые ноты «Те Бейт».
— Умри хорошо, брат, — молвила Анна, и ее голос остался сильным. — Умри хорошо.
ЭПИЛОГ
Звук флейты постоянно сопровождал Томаса, пока на рассвете он бродил по кораблю в поисках Анны. Паруса «Морского пера» наполнял сильный ветер, так что у матросов было время для музыки. И Доне, обучавшийся под руководством старого рыбака Гаспара, быстро приучил свою флейту не визжать. После четырех недель плавания он уже мог недурно исполнять с полдюжины мелодий.
Томас нашел Анну на носу корабля. Поиски не заняли много времени: судно было небольшим даже для каравеллы. Да вот только в течение всего первого месяца плавания, если иезуит хотел отыскать девушку, то всегда направлялся прямо на корму: каждый день она стояла там, глядя назад. Так было в течение четырех недель после того, как из виду скрылись последние высокие кедры. А накануне он впервые обнаружил ее на носу, и ее глаза были устремлены к горизонту впереди так же пристально, как раньше — к тому, что оставался позади. Когда Томас спросил ее, что она пытается увидеть, если до берега остается еще несколько недель плавания, Анна просто ответила: — Мое будущее.
Иезуит уселся рядом с ней, и Анна улыбнулась, а потом снова перевела взгляд вперед, к горизонту. Он был рад просто смотреть на море вместе с ней.
— Тебе это идет. — Анна наклонилась к нему и потянула синюю ткань его рубашки.
— Надеюсь, — отозвался он, — потому что более дорогой рубашки у меня еще не было, если учесть, что ряса, на которую я выменял ее у Гаспара, обошлась мне в Милане в двадцать скуди.
Анна рассмеялась:
— Тебя определенно обжулили. Но мой отец всегда говорил, что бретонцы этим славятся. С другой стороны, сам он был из долины Луары.
— Я ни о чем не жалею, если это помогло мне услышать твой смех, — сказал Томас.
И сразу же пожалел о своих словах, потому что они изгнали с ее губ мимолетную улыбку. Анна снова перевела взгляд на горизонт. Но когда он накрыл ее руку своей, что впервые сделал только накануне днем, она не убрала ладони. Ее пальцы даже чуть шевельнулись, и он замер, чувствуя глубочайшее удовлетворение.
«Поедет ли она со мной в Шропшир? — думал он. — Может, ее рука в моей означает именно это? Или это моя рука лежит в ее руке и она поведет меня за собой?»
А потом он подумал о руке другой Анны, которую когда-то держал, и содрогнулся, когда его память сравнила мертвые кости с живой плотью. Его мысли снова вернулись к той ночи в Тауэре. Неужели прошло всего шесть месяцев? Он так ясно вспоминал сейчас эту страшную ночь, когда он явился нарушить могильный покой и обнаружил…