Тяжелые стулья с длинными спинками стояли по обе стороны от заложенного картами стола. Клаус упорно игнорировал человека, который восседал на одном из них, умышленно подолгу задерживая взгляд на разнообразных предметах, разбросанных по всей комнате. Редкие картины предков, дорогое оружие, многочисленные доспехи, начищенные до блеска или покрывшиеся слоем пыли. Все это когда-то принадлежало храбрым воинам и могущественным домам, которые решили одарить нового короля Беленора знаками внимания.
Размышления о происхождении серебряного шлема с причудливым клейнодом прервал настойчивый стук пальца по деревянной поверхности. Прищуренные глаза стального оттенка не переставали настойчиво требовать к себе внимания. Казалось, они прожигали каждую клеточку тела, пробираясь внутрь и выворачивая органы наизнанку. Резкий холодок прошел по коже, когда Майкл протянул руку, указывая ей в сторону свободного стула напротив.
Лев не сразу принял предложение, однако иного выбора не было. Двадцать лет превратили молодого мальчишку, лидера восстания и самой масштабной войны Беленора, в настоящего короля. Темно-золотистые волосы давно утратили прежний блеск, перестали виться и были коротко острижены, чтобы скрыть беспощадную седину. Овальное лицо было испещрено многочисленными морщинами и складками, которые не скрывала даже легкая щетина на подбородке, скулах и вокруг губ.
В молодости он редко одаривал окружающих улыбкой, а теперь это явление и вовсе было равносильно снегу в июле. Борьба за корону отобрала у него все: годы юности, любимую сестру, братьев, многочисленных друзей и собственный дом. Медный графин с вином стоял нетронутым около бронзового бокала – свидетельство ужасного настроения.
Клаус более не собирался играть по отцовским правилам. Годы детства давно прошли, что придавало странной уверенности. Кронпринц со спокойным лицом, тронутым слабой иронической усмешкой, удобно разместился на стуле, при этом склонив голову набок в ожидании предстоящей тирады. Лорд Утеса долго наблюдал за действиями сына, но по-прежнему не сказал ни слова.
Молчание угнетало, подавляло и уничтожало весь боевой дух.
– Глупо было убивать его, – наконец произнес Майкл, выдержав долгую паузу в несколько минут. Клаус не сводил глаз с желваков на его щеках. – Ланнистеры не ведут себя как идиоты.
Он покрутил в руках до краев наполненный бокал, приблизил его к лицу и принюхался к содержимому, после чего выплеснул жидкость на пол. Кронпринц тяжело вздохнул, стараясь не показывать того, что отец ошибочно может принять за страх. В какой-то момент ему даже захотелось что-то сказать, отпарировать, но проницательные глаза старшего Ланнистера скользнули по приподнявшейся для жестикуляции руки.
– Хочешь сказать что-то умное? Ну, давай, говори что-то умное, – Никлаус стиснул зубы, одаривая собеседника презрительным взглядом. – Странно, обычно твой рот не закрывается. Может, Мартелл сделал мне одолжение и вырезал тебе язык? В истории Беленора еще не было безмолвных королей, – очередное молчание, в ходе которого Майкл усиленно растирал виски двумя пальцами правой руки. – Говорят, сумасшедшая компания под предводительством наследника престола напала на беззащитного человека, остановившегося переночевать на постоялом дворе, и убила его. Во время столь ожесточенной борьбы один из вас был сильно ранен, что заставило трех других убить принца и лорда Дорна, одного из самых могущественных людей Беленора.
– Ты слишком сильно доверяешь бордельным сплетням. Не в моих правилах нападать на человека втроем или вчетвером. Это было бы бесчестно.
– Честь? – выплюнул Майкл, сверкнув глазами. Он давно поднялся со своего трона и теперь расхаживал по комнате, заложив руки за спину. – Тебя слишком волнует то, что о тебе думают другие люди, – Клаус приподнялся одну бровь, что не ускользнуло от внимания короля. – Что? Нет? Я не прав? То есть, тебя не волнует, что за твоей спиной люди рассказывают подобные небылицы? Что они допускают саму мысль о твоей так называемой жестокости?
– Конечно, меня это волнует! – практически выкрикнул кронпринц, понимая, что сорвался. Он по–прежнему продолжает играть по его правилам, несмотря на то, что все силы были использованы, лишь бы избежать подобного. Лорд Львиного Утеса победно усмехнулся, а затем вновь подошел к своему стулу.
– Льву наплевать на то, что думает о нем овца, – Майкл тяжело вздохнул, раздумывая над тем, следует ли вновь наполнять бокал, который он все равно не будет использовать по назначению. – Остается радоваться, что твое тщеславие и безрассудство превзошли чувство милосердия. У тебя хватило ума добить его, а не оставлять в живых на потеху публики. В таком случае наше имя отныне вызывало бы еще меньше уважения.
– Значит, льва все–таки заботит мнение ове… – Клаус вздрогнул, когда кулак отца опустился на стол в нескольких сантиметрах от него самого.
– Это не мнение, это факт! – прокричал Майкл, нависая над сыном и заставляя того немного отодвинуться. Казалось, он не моргал вовсе; небольшая морщина залегла между бровями, а дыхание участилось. – Если какой-то дом может напасть и безнаказанно убивать кого-то из нас, это значит, что нашего дома можно не бояться! Твоя тетя мертва, скоро умру и я, и ты, твои братья, твоя сестра, и все их дети тоже будут мертвы – все будем гнить под землей. Будет лишь имя семьи – это все, что останется! Одна только слава и честь семьи! Ты понимаешь? – Никлаус старался смотреть в сторону, однако правитель Беленора стиснул пальцами его побледневший подбородок и слегка приподнял кверху, заставляя сына взглянуть себе в глаза. – Ты обладаешь очень редкими дарами. Тебе повезло родиться в самой могущественной семье в королевстве. И ты все еще молод. Как ты использовал эти дары? – наследник престола резко мотнул головой, сбрасывая с себя таким образом настойчивые прикосновения, из-за которых капли холодного пота начали выступать на лбу. – Я делал все для этой семьи. В мои планы входило установить династию, которая будет править тысячи лет! Но ты упрямо хочешь, чтобы мы обратились в ничто, как Таргариены.
– Мне надо, чтобы ты стал тем, кем всегда должен был быть. Не в следующем году, не завтра, а сейчас! – продолжал старший Лев, на сей раз принявший окончательное решение относительно бокала. Он был наполнен до краев, жидкость расплескалась по столу и залила карту. Ощутив во рту горьковатый привкус, Майкл немного успокоился и вновь перевел уже более благосклонный взгляд на окаменевшее лицо старшего сына. Безучастные зеленые глаза, доставшиеся от матери, блуждали по старинным вещам. – Знаешь, иной раз я жалею, что Элайджа не может занять престол. Он бы подумал трижды, прежде чем ввязываться в драку с лордом Южного региона.
Последнее предложение резануло по сердцу. Он всегда так говорит, при любой возможности, но почему-то именно сейчас, в данный момент, эти слова были равносильны электрическому разряду, пропущенному через все тело. Кронпринц плотнее сжал челюсти, слыша неприятное скрежетание внутри. Он пытался успокоиться, выровнять дыхание и продемонстрировать холодность, безэмоциональность. Но все это рухнуло в один момент. Отец умел причинять боль. В свое время она была телесной, но с возрастом изменились не только правила игры. Лев так и не смог ответить на вопрос: что же из этого хуже?
– Знаешь, это забавно, – проговорил Николаус, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться и не натворить глупостей. Нельзя демонстрировать слабость, – когда ты подчеркиваешь все свои усилия, приложенные к созданию нашего имени, – он не сводил помутневших глаз со спины Майкла, отметив про себя, что тот немного повернул голову, прислушиваясь. – Тем не менее, ты забываешь, что я делал абсолютно все, чтобы угодить вам. Я убил впервые ради семьи, но тебе этого было мало. Действительно, ведь с тобой мне не сравниться. Для этого нужно размозжить черепа нескольким невинным младенцам и завернуть их в плащи Ланнистеров.
Бокал зазвенел по каменному полу, выплескивая свое содержимое. Казалось, этот звук эхом разнесся по всей комнате. Майкл до боли сжал кулаки, ощущая, как ногти вонзаются в кожу и оставляют глубокий след. Клаус мог считать себя победителем в этой битве, однако времени торжествовать не было, поскольку отец резко развернулся, и вид его расширенных зрачков и стиснутых зубов не предвещал ничего хорошего. Медленным шагом он направился в сторону сидящего; левая щека слегка подрагивала, а глаза словно налились кровью. Кронпринц понимал, что зашел слишком далеко, коснулся запретной темы, поэтому сразу же вскочил с места, предусмотрительно отодвигая стул к центру зала, чтобы выиграть время для отступления.