Заветное, желанное чувство. Только ради этого следовало пожертвовать жизнью. Ничто и никогда не сможет заменить то великолепное чувство, когда ты слышишь, как тяжелейшие оковы с громким лязгом падают на пол, позволяя тебе пошевелиться и вдохнуть полной грудью. Это нельзя отнять, нельзя увидеть или пощупать. Лев не осознавал этого в полной мере, пока однажды не встретился с заморским музыкантом, приехавшим покорять Беленор. Он сказал, что у юного кронпринца необычайный талант к рисованию, чем разгневал Майкла до невозможности. Как бы то ни было, это не помешало мальчику подружиться с исполнителем знаменитых песен и однажды услышать от него, что есть настоящая свобода. Он может поехать куда угодно и когда угодно, не обращая ни на что и ни на кого внимания, ни к чему не привязываясь и не забывая своих корней. Потом он уехал, оставив в душе наследника престола глубокий след.
– Никлаус? – знакомый голос с приятными бархатными нотками заставил художника вздрогнуть. Он знал, кому тот принадлежит, поэтому не стал оборачиваться. Вечный запах миндаля верным спутником шествовал следом за королевой. Ланнистер не желал видеть мать, но если выбирать между ней и отцом, то лучше уделить несколько секунд времени непрошеной гостье, чем разрушить все свои планы одним неосторожным словом. Долгое нерешительное молчание позволило первенцу еще раз провести кисточкой по поверхности холста. – Красивая снежинка.
– Моя работа действительно настолько примитивна? – не без иронии поинтересовался Лев, понимая, что его не оставят в покое до тех пор, пока он не даст вразумительных ответов на совершенно бессмысленные вопросы. В противном случае все это затянется до утра и разрушит все замыслы. Поворачивать голову кронпринц не стал, однако сделал вид, что его действительно интересуют последующие слова.
– Я серьезно, – слегка приглушенный тон вывел будущего венценосца из немого созерцания собственного творения. Зеленоватые глаза впились в исхудавшее за несколько дней лицо матери. Эстер плохо спала уже четвертые сутки подряд, что отразилось на внешнем виде: пурпурно-синие круги под глазами медленно расширялись, нездоровая бледность отчетливо проявлялась на губах, а померкшие глаза приобрели странный оттенок. – В ней что-то есть. Что-то одинокое.
– Сочту это за комплимент, – в голосе не было желчи или привычного яда. Обычное смирение с простой констатацией факта. После этих слов он внезапно взглянул на свою работу совсем по-другому. Черные тона полностью захватили в плен слабые проблески белых цветов. Так одиночество и страх приковали его, Клауса, к земле, мешая подняться ввысь. Боль обожгла все внутренности, даже проявилась на языке, отчего он недовольно поморщился. На глаза навернулись слезы, но они сразу же были незаметно убраны одним взмахом ладони. – Лично я предпочитаю называть это новым направлением в живописи. Мрачный пессимизм или что-то вроде этого. Думаю, для эпохи Возрождения сойдет. Ты что-то хотела?
– Просто поговорить. Последнее время я сильно волнуюсь. Ребекка со мной не разговаривает, даже не открывает двери, когда я пытаюсь постучаться. Остальные хранят гробовое молчание.
– Еще бы. Ты ведь продала свою дочь, как лошадь. После такого я бы тоже устроил небольшую забастовку, – вновь съязвил Никлаус, избирая для себя именно такую линию поведения. В тот момент, когда эта женщина появилась на пороге его террасы, своеобразной кельи, он был готов сразу же прогнать ее, но сдержался для общего блага. Тем не менее это желание вернулось с удвоенной силой. Побороть его было невозможно, хотя можно было заменить другими методами, причиняющими гораздо больше боли. – Не понимаю, зачем ты пришла ко мне? Хочешь, чтобы я с ними поговорил? Не питай ложных иллюзий, ибо я не стану этого делать.
– Нет, Никлаус, я понимаю, что заслужила подобное отношение, несмотря на то, что сыграла здесь одну из второстепенных ролей, – Клаус хотел перебить ее, хотел вмешаться и доказать обратное. Доказать, что она лицемерит и недоговаривает, но королева остановила сына властным поднятием руки. – Я знаю, что ты хочешь сказать. Прошу тебя не делать этого во имя нашей дружбы. Мне просто хотелось узнать, как ты себя чувствуешь и что намерен делать дальше? Надеюсь, ты не натворишь глупостей, когда Ребекке придет час отплывать в Дорн?
– Глупостей? Да что вы все от меня хотите? На мне что, написано “Я убью своего отца“? Поверь, если бы я хотел, то его голова давно бы украшала Центральные ворота, а на Железном Троне сидел тот, кто сумел справиться с Мартеллами. В любом случае, ежели ты пришла говорить исключительно на эту тему, то спешу разочаровать – я не очень хороший собеседник.
– Клаус, я лишь хотела, чтобы ты не чувствовал себя одиноким. Ты понимаешь, что иногда может сотворить это ощущение с человеком? Я бы сделала все, чтобы оставить Ребекку здесь, с нами, но это не в моей власти. Если ты злишься, то сейчас самое время выговориться, сказать, что у тебя на душе.
– На душе? – Ланнистер иронично приподнял брови, демонстрируя таким образом свое полнейшее равнодушие ко всему происходящему. Кисточка давно лежала на своем привычном месте, а очередные штрихи должны были высохнуть, чтобы работа продолжалась. Губы кронпринца скривила циничная усмешка, глаза прищурились в попытке разглядеть истинные эмоции на лице королевы. Так или иначе, но ему не понравилось увиденное. – Возможно, я недостаточно ясно выразился в начале столь душещипательной беседы. Если вы с отцом думаете, что это как-то подействует на мою психику, то рекомендую поразмыслить еще. Хотите – продайте Элайджу в рабство, отошлите Кола в Астапор, а Финна отправьте с бродячим цирком. I don`t care.
Он умышленно перешел на другой язык, дабы подчеркнуть свою незаинтересованность в последующем разговоре. Эстер тяжело вздохнула, понимая, что ее старший сын испытал за эту неделю гораздо больше страданий, чем за всю свою жизнь. Продолжать диалог, который все равно ни к чему не приведет – бессмысленно. Это приводило к тому, что она лишний раз убеждалась в надломленности этой семьи. Невыносимое чувство. Нужно было просто смириться с тем, что ничего нельзя восстановить. Они были обречены с самого начала правления Майкла. Проклятие будет преследовать их вечно. Королева немного постояла в нерешительности, втайне надеясь, что Клаус все же освободит для нее время, но он ни разу не обернулся.
Спустя несколько секунд Лев облегченно вздохнул, осознавая, что остался на террасе совершенно один. Сегодняшнее полнолуние обещало принести множество сюрпризов всем жителям города и замка. Нельзя было найти более подходящего часа для побега. Столь эффектный уход будет приурочен суеверными крестьянами к вечно пугающей их полной луне, благодаря которой, если верить легендами, люди превращаются в страшных чудовищ, отдаленно напоминающих волков, и охотятся по ночам в ближайших лесах. Древние сказочки никогда не привлекали наследника короны, однако он все же воспользуется этими историями, ибо благодаря им никто из праведных горожан не осмелится броситься на поиски пропавших. Темнота полностью притупит их чувства.
Прошел еще час, прежде чем светящийся диск вновь показался из-за угольных облаков. Шум начинал постепенно стихать, голоса больше не заявляли о себе, а слабые крики сов никого не тревожили. Ланнистер последний раз посмотрел в сторону дьявольского города, чьи длинные стены, казалось, расползлись по всей местности. Шпили башен жадно ловили каждый проблеск луны, словно подпитывались священной энергией. Мрачное настроение давило на двадцатилетнего юношу слишком долго. Следовало покончить с этим гораздо раньше, а не ждать неведомого доселе волшебства. Никто не поможет тебе, кроме тебя самого. Простая истина, которая отражалась в только что законченной картине. Стоило слабым отблескам лунного света коснуться краешка холста, как Лев сразу же вспомнил о своем творении. Печальное напоминание об одиночестве. Все эмоции были отражены при помощи скудной палитры красок, включающей в себя только пять цветов. Старший сын короля внимательно рассматривал черные линии вокруг снежинки, пока не снял картину с мольберта, чтобы получше разглядеть колеблющиеся отливы.