– О, чертов Ад, Бекка, будь ты проклята со своими собаками! – выругался кронпринц сквозь плотно сжатые зубы, после чего, приказав жестом всем оставаться на месте, повернулся к тёмному пятну на фоне серых стен. Псарня представляла собой причудливую конструкцию с деревянным подпорками, шаткими и ненадежными. Железные прутья отгораживали опасных хищников от тех людей, которым они могли нанести вред. Контролировать их могли лишь псари и сам король. Их было немного, меньше десяти, что объяснялось нелюбовью Майкла к охоте, но этого лая было бы вполне достаточно, чтобы привлечь во внутренней двор половину замка.
Подобравшись с южной стороны главного загона, в котором мирно спали шестеро щенков, Лев делал все возможное ради того, чтобы произвести как можно меньше шума. Кобели могли почувствовать его запах и поднять душераздирающий вой. К счастью, основной вольер находился вдали от других. В темноте невозможно было разглядеть местоположение всех комочков, но их мама растянулась на удобном сене в центре клетки, даже не подозревая о том, что в скором времени лишится детей. Наспех опущенная вовнутрь рука нащупала нечто мягкое, едва шевелящееся. Первым оказался крупный белый мальчик – Плутарх, принадлежащий Элайдже. Своевольный щенок Кола, даже не успев проснуться, сразу же впился нарушителю покоя в палец практически до крови. Клаусу стоило больших усилий погрузить его в свой мешок.
Щенячий визг был достаточно тихим, но его хватило для пробуждения матери. Черные глаза-бусинки застали принца в тот момент, когда он уже поднимал на воздух очередного малыша, рыжеватую девочку. Соня не сразу поняла, что происходит, пока последний детеныш, самый старший из всех, Хоген, не исчез в темноте. Глухое рычание угрожало перерасти в протяжное гавканье, если бы Клаус не коснулся кончиками пальцев влажного носа старой собаки, позволяя таким образом обнюхать себя и узнать. Волнение матери улеглось лишь на некоторое время, в течение которого она нервно поглядывала в сторону шевелящегося мешка, откуда доносился плач ее детей.
– Прости, – единственное, что произнес Лев перед тем, как покинуть столь дурно пахнущее место. Запах крови неотступно преследовал каждого входящего на псарню; запах крови, смерти и вони. Возможно, унести щенков отсюда было самой лучшей идеей, которая когда-либо приходила в голову, поскольку жить в подобных условиях было практически невозможно. Клаус даже не обернулся, несмотря на то, что Соня обеспокоенно заскулила, призывая своих сыновей и дочь обратно.
Пищащий мешок раздражал все больше и больше. В один из пиковых моментов принц даже подумал о том, чтобы избавиться от собак, но рука дрогнула. Нужно проявить терпение, возможно, в будущем они станут полезными союзниками. Запряженные лошади не могли дождаться своего часа, чтобы хорошенько размять онемевшие от долгого пребывания в конюшне ноги. Их выпускали лишь на недолгую прогулку, а затем вновь закрывали в стойлах. Самым рьяным из табуна оказался Брего, чье упрямое постукивание крепким копытом о землю слышалось даже в самых отдаленных уголках двора. Последний раз они смотрят на эти уничтожающие стены кровавого оттенка с посеревшими изнутри камнями. Золотые прутья мало-помалу исходили трещинами и рассыпались на глазах. Осталось выбраться из этого Ада на земле. Казалось, нет ничего проще, ведь свобода уже здесь, неподалеку, нужно просто добраться до нее и схватиться за протянутую руку.
Разозленный Клаус сразу же продемонстрировал излишне сердобольной Ребекке мешок, откуда доносился жалобный визг, после чего быстро взобрался на буланого жеребца, при этом закрепив поклажу на седле, между ног. Желание ощутить свежий воздух вне удушливого кокона пересилило чувство осторожности и осмотрительности. Элайджа едва успел схватить норовистого коня за шейный ремень, дабы удержать на месте. Без четко продуманного плана, без скооперированных действий и без какого-либо запасного варианта старший из присутствующих повернул коня, намереваясь идти напролом. Безрассудно и импульсивно, даже глупо в какой-то степени. Это и отличало двоих братьев, кроме года разницы. Элайджа умел ждать, находить выгодные пути к решению проблемы, дипломатично общаться с друзьями и врагами, в то время как Никлаус, престолонаследник, временами проявлял величайшую безалаберность. Возможно, в чем-то разочарования отца были оправданны.
– Надеюсь, ты не собираешься идти через главный ход? Может, нам следует прихватить с собой какие-нибудь духовые инструменты и сыграть на них перед стражей? – осторожно поинтересовался второй сын короля, стараясь при этом говорить как можно тише, но в то же время уверенно.
– Да, братец, у нас был разработан небольшой план относительно того, как мы покинем Гавань, – вмешался Кол, все это время находившийся в стороне и молчавший, будто являлся отрешенным от всего мирского и суетного. Казалось, его излюбленная манера плыть по течению никогда не перестанет так бросаться в глаза. Тем не менее, сейчас он выглядел совсем по-другому: бессонная ночь и множественные треволнения отразились на красивом лице. Под мутно-зелеными глазами образовались синеватые круги, за волосами давно не ухаживали, в результате чего они утратили некоторый блеск, стали вздыбленные на вид и жёсткие на ощупь. Вечный кладезь многообещающих игр и веселых идей теперь стоял, скрестив руки на груди, со странным выражением лица, не напоминающим усмешку или радость, как это обычно бывало. – Видишь ли, отец предусмотрел такой ход конем. Вернее, все короли делали это до него, а точнее – закрывали ворота города. Начиная от Центральных, заканчивая Портовыми. Досадный изъян, не находишь? Так вот, ты помнишь, в каких случаях открывают городские ворота?
– Только в двух. В случае каких-либо военных действий, в зависимости от обстоятельств, и поджога, – при последних словах Клаус заметно вздрогнул, сразу же вглядываясь в посветлевшее лицо младшего брата, чья многозначительная улыбка говорила красноречивее любых слов.
– Война вряд ли придет к этим стенам в ближайшее время, а вот пожар иногда бывает таким непредсказуемым, – завораживающие слова отныне стали роковыми для этого проклятого места. Три брата бросили вызов самому древнему строению со времен правления Таргариенов и, в этом не стоило сомневаться, оно проиграет эту битву.
========== В огне ==========
Sixx:A.M. – Life Is Beautiful
Bryan Adams – You Can`t Take Me
Запах гари становился все сильнее и сильнее. Казалось, он намертво впитался в каменные стены. Тошнотворный, мерзкий, отвратительный. Терзая ноздри, проникая в рот, вызывая слезы на глазах. Весь уличный смрад поднялся в воздух вместе с нескончаемыми потоками черного отравляющего дыма. Замок полностью погрузился в мрачную пучину зловонного пожарища. Остроконечные шпили задыхались от бесконечного напора копоти. Стяги с золотистыми львами покрылись сажей, помутнели и осели на башнях. Громогласное ржание перепуганных животных заставило королевских гвардейцев стремглав выбежать во двор, чтобы обнаружить горящую конюшню. Пламя охватило деревянные балки, полностью уничтожило соломенную крышу. Душераздирающие крики заживо горящих людей принудили рыцарей отвлечься от поимки разбежавшихся жеребцов. Горожане отчаянно старались потушить все разгоравшийся и разгоравшийся огонь. Конюшня была лишь отвлекающим маневром перед эффектным представлением.
Несколько домов рухнуло под напором всепожирающего огня, чья ненасытная жажда уничтожить все вокруг простерлась до самых низов города. Таверны, бордели, рынки, хижины, усадьбы – все это подверглось нападению непобедимого противника. Он, подобно захватчику, расширял свои владения все дальше, на север и юг. Женщины едва успевали выносить младенцев из колыбелей, прежде чем хрупкие деревянные подпорки, изъеденные многочисленными трещинами, окончательно рушились. Улица Рабочих сплошь изобиловала желто-красными линиями, вспыхивающими в разных местах. Не осталось ни одного уголка, который бы не был затронут этой несокрушимой лавиной.
Центральные ворота поддались не с первого раза: дозорные, опасаясь быть растерзанными обезумевшей толпой, в панике начали буквально выламывать механизм, при помощи которого тяжелая опускная решетка позволяла оказаться внутри столицы. Неприятный запах горелой плоти вкупе со зловонной мерзостью городских трущоб довели жителей до исступления. Вся гниль, когда-либо заполнявшая Гавань, вылилась наружу в виде удушливых паров. Неприглядная картина утонувшей в собственной грязи столицы была видна издалека. Проснувшиеся от шума фермеры неотрывно следили за накаляющейся обстановкой в четырех замковых стенах.