Жажда поскорее встретиться с любимой, прикоснуться к ней, осознать, что все хорошо, просто напрочь стирала все остальные человеческие качества. Испепеленная трава, полуразрушенные дома, уничтоженные стада – все это было ярким свидетельством людского зверства. Они напали на жалкую деревушку, убили всех жителей, после чего принялись обыскивать домики, чтобы обнаружить скрывающихся наследников великого и могущественного короля Майкла. Какая ирония, ведь двадцать лет назад именно он боролся против бесчеловечного вырезания крестьян со стороны Таргариенов. Клубки непроглядного дыма мешали разглядеть быстро скачущего всадника.
В такой обстановке его слишком легко было принять за своего. Осталось совсем немного, еще один поворот и они уже на половине пути. Где-то позади слышался отчетливый собачий лай и скрежет металла. По всей видимости, Элайджа сцепился с кем-то в смертельном поединке. Брего с такой легкостью перепрыгнул через груду сваленных друг на друга тел, словно делал это каждый день. Вихри пыли большим потоком хлынули ввысь, когда мустанг резко затормозил, ощущая невыносимую боль от вонзившегося в горло трензеля. Клаус моментально соскочил вниз, при этом держа наготове фамильный клинок.
Дыхание перехватило, слышно было только сумасшедшее сердцебиение. Дрожащей рукой он вытер выступающие на лбу капли пота, а затем, с громким ревом, толкнул массивные деревянные двери, почти слетевшие с петель. Они легко поддались на зов отчаяния и горя. Последние огоньки надежды окончательно потухли в красивых, выразительных глазах кронпринца. Клинок соприкоснулся с каменным полом, отчего по всему помещению разнесся характерный звук. Юноша рухнул на колени прямо перед широким помостом, на котором, чуть выше, облокотившись спиной о ступени, лежал Кол. Окровавленное лицо сохраняло поистине удивительное спокойствие, граничащее с тупым равнодушием.
Если бы не редкое моргание, то его легко можно было принять за мертвеца. Руки, почти полностью искупавшиеся в темно-красной жидкости, бережно поддерживали поникшую голову молодой девушки. Глаза, ранее поражавшие своей глубиной, теперь навсегда останутся закрытыми. Уголки губ до сих пор сохраняли ту блаженную улыбку счастья, не раз гревшую душу молодому любовнику. Ее больше нет. Отныне никто не заставит его сердце биться так учащенно в присутствии иного человека, ничто более не принудит его к нежным знакам внимания. Внутри зияла гигантская пустота размером с кафедральный собор. Ноги подкашивались, подбородок трясся, а на взгляд постепенно накладывалась тень безумия.
Еще немного и он закричит. Животный страх сковал все его тело, будто массивные железные тиски сжимали грудную клетку, дробя ребра. Никлаус нашел в себе силы на четвереньках доползти до залитых кровью ступеней. Путь преграждало чье-то разрубленное на куски тело, однако Лев, казалось, не ощущает ровным счетом ничего. Ни отвращения, ни жалости, ни любви. Схватившись за помост, он подтянулся немного повыше, чтобы собственноручно убедиться в самых худших опасениях. Мертва. Невозможно исправить что-либо. Единственное, что он мог сделать, так это провести трясущейся ладонью по побледневшей щеке девушки. Несколько слезинок, соленых на вкус, упало на прекрасные, вьющиеся волосы.
***
Ненавязчивые лучи солнца приятно согревали лицо. Природа медленно умирала, находясь в предвкушении погружения в долгий сон во время зимних ветров. Вечерами становилось все холоднее и холоднее. Приходилось укутываться в теплые плащи и прижиматься друг к другу во время сна на сене. Часто хотелось уткнуться в мягкую собачью шерсть, но домашние любимцы всегда ночевали на улице – единственное требование любезной бабушки, на которое она имела полное право, поскольку напрочь отказалась от каких-либо денег. Помощь по дому она тоже принимала без особой охоты, поскольку не желала показаться невежливой. Тем не менее, жизнь, счастливая и беззаботная, продолжалась. Они уже давно забыли обо всех грозящих опасностях в виде отца, его прихвостней и возможного разоблачения.
Слишком безоблачным до сей поры выглядело небо, чтобы воспринимать все так спокойно. Подъем был воистину великолепен, но падение сулило больше несчастий. Как бы там ни было, но сейчас мало кто об этом думал. Патовая ситуация с Тревором вскоре перестала беспокоить не обременённое особым интеллектом сознание фермеров. Им надоело судачить об этом спустя несколько дней после произошедших событий. Кол достаточно быстро пошел на поправку, но по-прежнему похрамывал и изредка хватался за все еще пульсирующую голову. Разговоры про возможность в скором времени покинуть полюбившееся убежище прекратились, ибо сам Элайджа решил, что перезимовать здесь – самое лучшее решение. Ему начинало нравиться с головой погружаться в проповеди, которые, наконец-то, начали слушать. Но все изменилось за один день.
Их маленький мирок, такой уютный и согревающий, рухнул. Ад восторжествовал над сокрушенными небесами. Солдаты Майкла во главе четырех старых ветеранов трехлетней войны прошествовали к месту трагедии под мольбы о пощаде, детский плач и мучительные крики стариков. Зверства обезумевших воинов вызвали нескрываемое отвращение Грейджоя, но он не смел вмешиваться. Расти, в свою очередь, предпочитал делать вид, что все происходящее его не касается. Лишь Беовульф и Тешшин позволяли себе отдохнуть от всех условностей, навязанных им правильным поведением в присутствии короля. На самом деле они таким образом демонстрировали свою сущность, дремлющую в недрах сознания. Кровь, убийства, насилие – это их истинное лицо, а не маска фальшивой учтивости с королевой во время очередного приема гостей. Чересчур долго им приходилось тосковать по настоящим битвам, а сейчас можно наверстать упущенное с лихвой.
Марбранд, с детства питающий вполне оправданную неприязнь к жадным языкам пламени, решил взять на себя обязанности истребителя всего живого. Под его командованием из домов вытаскивали женщин с грудными детьми, мужчин, стариков, а в случае неповиновения убивали на месте. Впрочем, не получив нужной информации, Тешшин велел повесить всех, кто так добродушно относился к королевским детям, оказывая тем всевозможную помощь. Разумеется, первые трусы указали на бабушку, за что почти сразу же были убиты, но несчастная старушка также пострадала от удара клинком по голове. Все закончилось в долю секунды. Она почти не успела опомниться, когда один из именитых рыцарей ворвался к ней в дом и безжалостно избил до полусмерти. Так приходил в упадок Рай вместе со всеми святыми.
Но это произошло задолго до того, как Клаус, Элайджа и Ребекка покинули дом, чтобы на славу поохотиться на небезызвестного в этих краях оленя с большими рогами. Ланнистеры ждали этого мига очень долго, поэтому, при первой же удачной возможности, решили во что бы то ни стало изловить хитрое животное. Подготовка отняла немало времени, но все усилия того стоили. Николаус попросил кузнеца создать что-то наподобие копья, а затем, одолжив у искушенных охотников лук со стрелами, все счастливое семейство уже собралось отправиться в близ лежащий лес, покрывающий большую часть территории. Элайджа с детства недолюбливал охоту, считая данное занятие поистине глупой тратой времени, однако даже он не смог устоять перед соблазном убить прославленного, легендарного оленя крупной особи.
Учитывая тот факт, что спор со старшим братом относительно того, чья стрела первая пронзит живую плоть несчастной твари, подогрел всеобщий интерес, то решено было отправляться немедленно. Ребекка, всегда считавшая охоту весьма забавным занятием, решила составить компанию двоим разгоряченным жаждой скорости мальчишкам. Маленький братец, тем не менее, сделал выбор в пользу тепла и уюта, а также общества одной из дочерей старого фермера, чье гостеприимство всегда радовало семью Ланнистеров. Поправляя седло на резвом буланом скакуне, кронпринц повернулся к Хэйли, наблюдавшей за ним исподлобья, весело улыбнулся, после чего приобнял ее за плечи. От него не ускользнуло, что в ее внешнем виде что-то изменилось, появилась какая-то несвойственная грусть, но он не придал этому никакого значения, будучи слишком увлеченным предвкушением сладостных часов охоты.