Тот факт, что устье реки оказалось закрытым, привнес в существование Меченого и его стаи мало изменений. Он приспособился ко все уменьшавшейся солености воды и ел теперь куда больше угрей, к тому же тысячи заплывших в реку кефалей и прочих некрупных рыб составляли внушительный запас пищи, которого должно было хватить по крайней мере на несколько месяцев. Засуха тянулась уже много недель, и выпадавшие порой ливневые дожди мало чем могли помочь, разве что более или менее удовлетворяли потребность во влаге деревьев и кустарников, и все-таки вода в реке неуклонно поднималась, что грозило наводнением, и стало ясно, что устье придется открыть механическим путем, как то делали уже не раз и прежде.
Мальчик, удивший рыбу на берегу реки километрах в двух от устья, слышал чавканье землечерпалки, однако не обратил на это внимания, неприятно было лишь то, что звук этот нарушал царившую вокруг тишину. Мальчик посмотрел на часы: восьмой час, через полчаса стемнеет. Он откинулся на спину в густой спутанной траве кикуйю в тени развесистого смородинового дерева с красными концами ветвей, держа в руках легкую удочку с небольшим крючком и наживкой в виде креветки; рядом лежала еще одна удочка, тоже тонкая, но потяжелее и оснащенная довольно крупным крючком с наживкой из мяса кальмара. Колесико спиннинга на второй удочке он легко мог достать рукой, а конец удилища для безопасности аккуратно воткнул в землю и закрепил легкой защелкой с трещоткой. Он уже поймал двух небольших морских лещей, но наживка на самой прочной удочке оставалась нетронутой весь день. Мальчик удил с этого места три дня подряд — после того, как его дружок Тимо Джонгилати показал ему пойманного здесь неделю назад горбыля-холо в девять с половиной килограммов весом. Лежа в тени на сочной и мягкой траве, которую пора было косить, и слушая болтовню попугаев над собой, он вспоминал, как утром сюда заглянул самец бушбока, и думал о том, что этой реке и ее берегам прекрасный, серебристый с золотым отливом горбыль-холо так же чужд, как леопард — коралловому рифу, если случайно окажется там при отливе, что было бы настоящим чудом для такого страстного рыболова и натуралиста, как этот мальчик.
Он внимательно следил за парочкой краснокрылых скворцов, пытавшихся защитить свое гнездо от стаи обезьян-грабителей, пикируя на них сверху и клюя в основания хвостов, что оказалось весьма эффективным и все же ни к чему не привело: гнездо было разграблено. Утро незаметно перешло в день, день — в вечер, и вот уже горлинки стали слетаться в свои гнезда, и мальчик вдруг очнулся, вспомнив, что сегодня — последний день в этих местах и скоро придется возвращаться с родителями в город. Нет, надо непременно постараться и поймать такую рыбу! Мальчик отрезал голову у одного из пойманных им маленьких зубанов, надел ее на крючок и забросил удочку на мелководье, под склонившимся над водой стволом сухого дерева. Наконец легкие подергивания лесы дали знать, что рыбка уже отыскала наживку, и тогда бывшим наготове сачком мальчик ловко подцепил свою добычу, опустив сачок под самую середину кружка, расплывшегося на воде, и вытащил сразу двух небольших белых круглоголовых саргов и еще, к своему огромному удовлетворению, крупную плоскоголовую кефаль. Он очистил кефаль от чешуи, нарезал филе кусочками, подтянул к себе крючок с наживкой из кальмара и заменил белые полоски кальмарьего мяса на мясо кефали, а потом забросил удочку снова.
То, что Меченый и другие горбыли-холо вдруг почувствовали себя несколько неуютно, отнюдь не было связано с уменьшением количества пищи: все они успели поднакопить изрядно жирку. Нет, горбылей волновала барабанная дробь у них в крови, примета скорого брачного сезона, когда их охватывала особая тревога, и Меченый возбужденно метался, порой развивая огромную скорость и распугивая кефаль, которая выпрыгивала из воды и сверкающей дугой пролетала над рекою. Мальчик с интересом следил за этими «фонтанами рыбы», зная, что где-то в глубине охотится крупный хищник.
Меченому конечно же было не угнаться за кефалью, особенно на свободном пространстве, ему даже и за молодыми лихиями было не угнаться, так что он вообще старался не обращать на лихий внимания, разве что порой использовал их в качестве загонных псов во время их же собственной охоты — точно так же, как и охотящихся корморанов: подплывал с того конца, где был выход из замкнутого круга, ловил пытавшуюся спастись рыбу, оглушая ее ударами мощного хвоста, и тут же втягивал в разинутую пасть. Когда он заметил в воде полоску кефальего мяса, то сразу определил, что это именно кефаль — по вкусу воды — и что кефаль эта неживая. Он осторожно взял ее в рот, выплюнул и, удовлетворившись первой пробой, решил все-таки съесть. Когда он повернулся, то практически не почувствовал укола крючка, пронзившего его нижнюю губу, однако же сразу понял, что мертвая добыча ожила и теперь тянет его за край рта. Он хотел было выплюнуть ее, промыв пасть мощной струей воды, однако это не помогло, и он принялся трясти головой, а потом всем телом рванулся вперед, сильно ударив по воде хвостом.