Ощутила за спиной чьё-то внезапное присутствие. Развернулась и попала в плен серых глаз, которые смотрели на меня с небывалой ранее нежностью.
Арчи не пытался коснуться меня, он просто смотрел. Смотрел так, будто извинялся. Его губы были плотно сжаты, по лицу стекала вода, заставляя немного щуриться, но он не сводил с меня взгляда, словно боялся, что исчезну, растворюсь в этой воде.
Мужчина наклонился, остановившись в миллиметре от моих губ, завел свои руки мне за спину и выключил воду. Отстранился и покинул душевую кабинку, от чего сразу стало холодно и тоскливо.
Но он вернулся. Его бедра были обернуты полотенцем, а другим он обернул меня, стараясь завязать неумелый узел на груди. Снова подхватил на руки и понёс в свою комнату, где аккуратно уложил на постель и лег рядом, притягивая меня в свои объятия.
Отстранилась от него, желая видеть его серые глаза, с таящейся в них сталью.
— Спи, малышка, — шепнули его губы и невесомо поцеловали в лоб. — Спи.
Сильные руки крепче прижали к горячему телу. Я слушала спокойный стук его сердца, ровное дыхание и, кажется, сама становилась спокойнее.
Сердце ныло, душа рвалась на части, а я нашла утешение в объятиях своего губителя.
Глава XXVIII
Проснулась от того, что кто-то очень злой и несдержанный матерился шепотом в тишине комнаты.
Я всё еще находилась в постели Арчи, вот только его самого рядом не оказалось. Прикрывая обнаженную грудь одеялом, неторопливо села и увидела, как Арчи, сидя на полу, ведет неравный бой с лейкопластырем, который прилип к его пальцам.
— Да, чтоб тебя, — шипел мужчина, пытаясь скинуть липучку с пальцев одной руки, но она тут же цеплялась к пальцам другой. — Черт!
Раздался его тихий рык, невольно вызывая улыбку на моем лице.
— Лейкопластырь — это твой криптонит? — не удержалась и подколола Арчи, пряча улыбку за краем одеяла.
Мужчина резко поднял взгляд, нахмурил брови сильнее, чем до того, когда думал, что я его не вижу. Психанул и, наконец-таки, отклеил злосчастный кусочек пластыря от пальцев, отбросив его в сторону.
— Хрень какую-то придумали, — раздраженно проворчал он, вставая с пола. — Дальше сама.
— Что сама? — не поняла я и внимательно посмотрела на Арчи, который, казалось, еле сдерживал себя, чтобы не закатить глаза.
— Клей сама, — отбросил одеяло с моих ног и, скрестив руки на груди, отошел к окну.
Не смогла сдержать широкой улыбки, увидев на своих израненных пятках два корявых кусочка пластыря, один из которых был сморщен, а другой на грани отклеится.
— Если бы я раньше знала, то на нашу первую встречу пришла бы с пластырем и пока ты с ним сражался, успела бы убежать очень далеко.
— А ты хотела убежать? — он оказался совсем близко, нависнув надо мной грозной скалой. В серых глазах полыхнул опасный огонёк.
— Хотела, — немного отстранилась от его губ, которые оказались в опасной близости. — И сейчас хочу.
Демоническое пламя в серых глазах вспыхнуло ещё ярче.
— И сейчас? — он перешел на едва уловимый шепот.
Сильная рука легла на затылок и притянула к его теплым губам. Арчи целовал поверхностно, нежно. Словно мы делали это впервые.
Бережно уложив меня на спину, и, протиснувшись бедрами между ног, мужчина ласкал руками моё обнаженное тело. Не сжимал до боли и синяков, а исследовал. Неторопливо. Очерчивая ладонью каждый изгиб, каждую вершинку и впадинку. Словно хотел запомнить ощущение моей кожи на своих ладонях.
Я чувствовала его возбуждение через ткань пижамных штанов. Но поцелуй не обретал привычно страстные обороты. Арчи словно томил меня, ждал, что я возьму инициативу в свои руки или спровоцирую чем-то, что перестанет сдерживать его инстинкты.
Провела его излюбленный приём — прикусила его нижнюю губу и слегка оттянула, с вызовом глядя в глаза.
Его реакция не заставила себя долго ждать.
В серых глаза блеснули неприкрытая жадность и собственничество.
Арчи набросился на меня подобно цунами, до исступления терзая губы и шею влажными поцелуями и острыми зубами. Пальцы впивались в плоть, заставляя стонать от нахлынувшей боли и сменяющей её ласки.
Именно к такому Арчи я привыкла. Именно такого я его знаю — бескомпромиссного собственника, жаждущего моего тела.
Его прикосновения и поцелуи клеймят. Заявляя о том, что больше ни один мужчина не посмеет даже взглянуть на ту, что принадлежит и подчиняется исключительно ему.