— Перестань! Мне больно! Отпусти! — борьба и возня на кровати выбивают из сил. Мы оба тяжело дышим, но не прекращаем каждый идти к своей цели.
— Арчи! — кричу я в потолок, и мужчина замирает.
Нависает надо мной и смотрит в глаза холодным взглядом, что режет ещё целые кусочки растоптанной души.
— Арчи, значит? — губы растянулись в презрительной насмешке. — Я напомню тебе, кто такой Арчи, малышка. Но только теперь ты вряд ли забудешь, на что я на самом деле способен.
Мужчина отстраняется от меня, встает на пол возле кровати и отходит в сторону, куда была брошена куртка. Роется в её карманах, достает телефон и связку ключей. Бросает на меня очередной холодный взгляд и направляется к выходу из комнаты.
Смотрю в его спину невидящим от слёз взглядом, ожидая гораздо худшего, чем было несколько секунд назад.
Он больше не удостаивает меня ни малейшим вниманием. Выходит за порог комнаты, закрывая за собой дверь.
Два щелчка.
Я снова оказалась в клетке.
Глава XXXI
Как же мерзко.
Как я смогла поверить, что монстр, который силой удерживал меня в своём доме, сможет исправиться и стать понимающим и чутким?
В какой момент я открыла перед ним душу и обнажила сердце? И чему я, вообще, поверила? Что он сделал такого, чтобы в какой-то момент перестать быть чудовищем в моих глазах? Дал чуть больше свободы? Ласки? А я как бездомная дворняга повелась и потеряла бдительность, ища нежность в его руках.
Идиотка. Самая настоящая идиотка без гордости и самоуважения.
Я слышу его.
Он не успокоился, не ушел подальше от меня, от комнаты, в которой меня снова запер.
Он крушит дом.
Я слышу звуки бьющегося стекла, грохот и треск ломающейся мебели.
И его голос.
Он кричит на охрану, матерится в пустоту и затихает.
Лишь для того, чтобы начать всё сначала. Снова разрушать — дом, себя и мою душу.
Я не понимаю. Я абсолютно ничего не понимаю.
Что произошло этой ночью? Почему он сорвался именно на мне? Каким вообще образом я могу быть причастна к его проблемам?
Вряд ли услышу ответ хоть на один из этих вопросов. Кто я такая, чтобы сам Арчи отчитывался передо мной? Моё дело — раздвигать ноги по первому требованию, а ещё лучше — вообще их не сводить для большего удобства моего мучителя.
Я так и осталась лежать на кровати. Бессмысленно глядя в потолок, балансировала между истерикой и тотальным спокойствием.
Я перегорела морально и духовно. Устала…
Но кого волнуют мои внутренние переживания? Если даже единственному родному человеку на меня плевать. Его не трогают и ладно…
К голосу Арчи примешивается ещё один мужской голос. Они становятся всё ближе.
— Какого хрена ты тут устроил? — впервые слышу, чтобы обычно спокойный Михаил так кричал. — Девчонку испугаешь.
— Я её закрыл, — голос Арчи кажется уставшим.
— Идиот, — чуть тише говорит Михаил и добавляет. — Дай ключи и иди, поспи немного, пока ещё больше глупостей не сделал.
— Куда уж больше? — тихо произнёс Арчи и, судя по звукам, прошёл мимо моей комнаты, направляясь к себе.
Хлопнула дверь в конце коридора и наступила тишина.
Через несколько минут снова послышались шаги. Кто-то возился с замочной скважиной двери моей комнаты.
— Дарья? — спокойно спросил Михаил, решивший, что я сплю.
— Да, — бесцветно ответила, продолжая смотреть в потолок.
— У тебя всё хорошо? — мужчина подошёл ближе и, встав у кровати, навис надо мной, заботливо вглядываясь в черты лица.
— Фантастически, — саркастично произнесла и горько усмехнулась. — Как обычно сравняли с дерьмом, не пояснив причины. Стабильность.
— Ты прости его. Он просто пьян.
— У него было тяжелое детство, он просто пьян… Всегда найдутся оправдания его жестокости. А что делать мне? Что, если в следующий раз, зайдя в эту комнату, вы найдёте моё хладное тело? Вы и тогда его сможете оправдать?
— Дарья, я не…
— Что? Вы не пытаетесь его оправдать? Тогда объясните мне причину, по которой он, ни с того ни с сего, сорвался на мне? Ведь вы звонили ему настойчиво ночью, чтобы что-то сообщить. Куда он потом поехал? Что произошло ночью, что утром в немилости оказалась я?
— Я обещал не говорить. Прости. Он сам тебе всё расскажет.
— О, нет, — села в постели, прикрывая грудь одеялом. — Это ниже его достоинства.
— Если он завтра сам тебе не расскажет, то это сделаю я. Договорились?
Горько усмехнулась: