Артур медлит. На скулах играют желваки, губы сжаты в тонкую линию. Рука с пистолетом медленно опускается и падает на пол перед его ногами.
— Хороший мальчик, — одобрительно произносит Колесников. — Был бы и твой отец таким же сговорчивым, может, был бы до сих пор жив.
Не знаю, почему на лице Артура не дрогнул ни один мускул, но лично я испытала колоссальный шок от услышанного. И этот человек строил из себя благочестивого бизнес-партнера!? Столь мразотного и мерзкого человека, как Колесников вряд ли можно найти.
— Отпусти её, — ровным тоном говорит Артур, словно и не слышал недавнего признания о том, кто является убийцей его отца.
Ощущаю спиной вибрацию, исходящую от Колесникова. Мужчина тихо смеется, а затем с силой толкает меня на пол к ногам Артура, который тут же склоняется ко мне, чтобы помочь встать.
— Стой ровно! — кричит ублюдок. Его пистолет всё ещё наведен на Артура. — Сама встанет, если не сдохнет. И так едва дышит.
Лежа на полу, ощущая особо острую боль в боку, на который пришелся больший удар при падении. Но это боль от того, что мне что-то впилось в кожу и, скорее всего, оставит синяки. Немного перемещаю вес, делая вид, что пытаюсь встать. Хотя, делать вид и не нужно, так как подняться для меня — всё еще проблема. Боль, слабость и головокружение не позволяют мне даже голову удерживать навесу. Опускаю взгляд туда, где больнее всего и замечаю пистолет прямо под своими рёбрами.
— Хотя… Ты знаешь, — протягивает Колесников. — Думаю, тебе будет лучше пойти по стопам своего отца…
В его голосе слышна ирония, от которой меня начинает тошнить ещё больше. Перемещаю руку к ушибленным ребрам и захватываю рукоять пистолета, медленно придвигая его к груди.
— В смысле? — в голосе Артура сквозит лед ненависти и презрения.
— Сдохнуть, — коротко бросает Колесников и я без единого намека на сомнения, сжав зубы от нахлынувшей боли, одним уверенным рывком поднимаюсь с пола и прижимаюсь спиной к Артуру. Вскидываю руку с пистолетом прямо перед собой.
Прижав меня к себе одной рукой, а второй обхватив вместе со мной пистолет, Артур разворачивает меня так, чтобы закрыть собой от последующего выстрела. Резкая, острая боль в груди заставляет вскрикнуть.
Палец Артура вместе с моим, жмёт на курок несколько раз подряд и наступает тишина.
Колесников оказывается на полу без чувств, глядя в потолок немигающим взглядом, его пистолет лежит рядом.
На всё это ушло меньше секунды, но мне казалось, что я вижу всё в замедленной съемке. Словно ещё немного и смогу поймать пулю, так как мне виден даже её полет.
Хотя, судя по жжению в груди и учащенному дыханию, поймать ту пулю мне, всё же, удалось.
Артур разворачивает меня в своих руках и бегло осматривает. Взгляд серых глаз останавливается на груди там, где разрастается теплое пятно крови на светлой блузке.
— Малышка, — шепчет он отчаянно. — Зачем?
Вглядываюсь в родные черты.
Где-то за пределами комнаты слышны крики и, кажется, вой сирен.
Воздух с хрипом выходит из легких. Мне всё сложнее фокусировать взгляд на лице Артура, что смотрит на меня с нежностью и трепетом. В глазах цвета стали замерли непролитые слезы.
— Так правильно, — шепчу ему, чувствуя, что вот-вот провалюсь в сон. Уже в сотый раз за день.
— Нет, Даша. Нет. Так не должно быть. Нет, малышка, — качает он головой и подхватывает меня на руки. Выносит из комнаты в темный коридор. — Не отключайся. Говори со мной. Слушай мой голос. Не молчи.
Я чувствую его дрожь и тепло мужественного тела. В момент, когда закрываю глаза, чувствую его особый древесно-цитрусовый аромат.
— Полина… — произношу едва слышно.
— С ней всё хорошо, малышка. Не волнуйся, — произносит Артур дрожащим голосом, неся меня по коридору быстрыми шагами. — Скоро встретимся с ней. Обещаю. Только держись. Говори со мной. Говори…
— Сбереги её, — собираю последние силы, что ещё есть во мне и поднимаю руку, чтобы коснуться его лица. Чувствуя ладонью колючую щетину, заставляю его посмотреть на меня. Он подчиняется, останавливается. — Сбереги свою дочь, Артур.
Больше сил ни для чего не остается. Держать глаза открытыми становится невыносимо тяжело. Тело становится невесомым и словно не моим.
Боли уже не осталось. Остался лишь его запах и теплые капли не моих слёз на лице, прежде, чем наступила тьма.