— Так что происходит, Джи? — спросил Куинтон. — Вы разобрались с прошлым?
— Думаю, в основном да, — сказал он, переводя взгляд с непривычно серьезного лица Куинтона на внимательные голубые глаза Кайлера.
— Что значит «в основном»? — спросил Кайлер.
Гриффин пожал плечами.
— Она не хочет торопиться. И после того, что произошло между нами раньше, я не могу винить ее за это. У нее есть и другие проблемы. Ее рука. — Он по очереди посмотрел на каждого друга. Именно по этому поводу ему больше всего нужен был совет. — Она потеряла ее в чертовом Афганистане. От взрыва самодельного взрывного устройства. Вот почему я не смог найти ее пять лет назад — она записалась в морскую пехоту и через несколько месяцев отправилась на войну.
— Черт, правда? — спросил Куинтон, вытирая руки салфеткой. — Проклятье, мне очень жаль, что она пострадала. Как ее рука сейчас? Ты все еще можешь практиковать с ней шибари?
— Иногда болит, и мне приходится внимательнее следить, чтобы не перекрывать надолго кровообращение в этой руке, но на самом деле все хорошо. Очень хорошо. Мы вместе осваиваемся с этим, — сказал Гриффин, мысленно воскрешая сцену, которую они делали ранее этим вечером. Он заставил Кенну встать на колени, широко расставив ноги, и связал их, красиво перекрещивая веревки на ее бедрах, а потом пустил узлы вверх по ее животу, вокруг грудей и к рукам, сложенным в не слишком трудную позицию за спиной. Вспомнив, как сильно ей понравилась сцена с секс-машиной, мимо которой они проходили, он заставил ее оседлать одну и наклониться, чтобы самому взять ее сзади, пока она раз за разом кончала на его члене...
— Земля вызывает Гриффина, Гриффин, отзовись. — Куинтон помахал ладонью перед его лицом.
— Придурок, — пробормотал Гриффин, но он попался. Другие мужчины рассмеялись.
— Надо сказать. — Куинтон выдал свою фирменную улыбку. — Морская пехота? Это чертовски круто.
Кайлер кивнул.
Фыркнув от смеха, Гриффин кивнул и допил пиво.
— Это так, — сказал он. — Но она мучается. Потому что взрывное устройство, лишившее ее руки, убило ее лучшую подругу и одного из товарищей, а потом какой-то ублюдок доктор сказал ей, что она обязана жизнью тому, что ее подруга приняла на себя всю силу взрыва. Можете себе представить?
Ярость сжигала его изнутри каждый раз, когда он думал об этом и о пустоте в ее глазах, когда она рассказывала эту историю.
— Господи Боже, — сказал Кайлер. — Значит, у нее тяжелый случай чувства вины?
Гриффин кивнул:
— Да. В остальном у нас все хорошо. Все правильно. Но, думаю, мне не кажется, что иногда она перегружена и вот-вот убежит или в ее глазах появляется этот пустой взгляд, но потом она моргает и говорит, что это пустяки. Так что я очень стараюсь не давить.
Кайлер выдохнул и откинулся на спинку дивана.
— А как ты себя чувствуешь? Насчет того, что она записалась в армию после вашего разрыва?
После того как ты отказал ей. Кайлер сказал не это, но Гриффин услышал именно так. Ему все еще с трудом удавалось не думать об этом в таком ключе. Что его отказ привел к тому, что она так катастрофически пострадала. Боже, а если бы она умерла?
Он не мог даже помыслить о таком, потому что от этого ему хотелось выблевать все, что он только что съел.
— Дерьмово, — тихо выдохнул Гриффин.
— То есть вы оба по разным причинам взвалили на себя вину, — сказал Кайлер. — Просто не замыкайтесь. Это вам понадобится, пока вы не преодолеете все трудности.
— Да.
— Но ты знаешь, что это не твоя вина, да? — спросил Куинтон. — Что Кенна пострадала. Как и чертовски верно, что не ее вина, что эти люди погибли от самодельного взрывного устройства. Верно?
— Иногда знать и верить не одно и то же, — сказал Кайлер, проницательно глядя на него. — Но Куинтон прав.
— Я тебя услышал. И она тоже это понимает. Но да, — сказал Гриффин.
— А вот и они. — Куинтон дернул подбородком, показывая куда-то за спину Гриффина. Мия несла графин, а Кенна поднос с холодными запотевшими стаканами, своим соком и тарелкой печенек.
— Я не смогла устоять, — сказала она, беря одно, где было больше всего шоколадных кусочков, и снова садясь рядом с Гриффином.
Все еще слыша советы друзей, он наклонился к Кенне и поцеловал ее в висок.
— Мне нравится, когда ты не можешь устоять, маленькая.
Расцветший на ее щеках румянец был чертовски прекрасен и наполнил его мужской гордостью, которая разгорячила его кровь. И это тоже подтверждало его уверенность в том, чего он хотел.