— Да, сэр. Пожалуйста, можете сфотографировать меня? Хочу иметь возможность изучить это. И я хотела бы... — Она оборвала себя, не зная точно, что пыталась спросить.
Гриффин погладил ее по щеке:
— Что ты хотела?
— Я хотела бы попробовать увидеть то, что видите вы, — наконец сказала она.
— Я вижу красоту, Кенна. Я вижу покорность. Вижу женщину, рожденную для подчинения мне, мне одному. Я вижу тебя, — сказал он голосом, полным сексуального напряжения. Но он дал ей то, о чем она просила, сделал фото со всех сторон. И, проклятье, она не понимала, как это усилит ее возбуждение. Потому что знание того, что он ее фотографирует, разгорячило ее еще больше.
Гриффин поднес телефон к ее лицу, показав одну из фотографий.
— Ты видишь? Скажи мне, как красиво ты выглядишь.
— Я...
— Скажи это, Кенна. Скажи мне, что ты видишь. — В голосе его слышась настойчивая мольба.
Она действительно выглядела потрясающе, но что-то внутри не позволяло ей принять это, то, что не до конца исцелилось после того, как она потеряла руку.
— Это потрясающе, — сумела произнести она.
— Да, ты потрясающая.
Он исчез из ее поля зрения. И затем, без предупреждения, хвосты его флогеров обрушились на ее задницу. Потом на поясницу. Потом на заднюю поверхность бедер. Кенна была разгоряченной и нуждающейся, податливой, но напряженной, и так близко к оргазму, что пыталась изогнуться, чтобы хоть как-то сжать мышцы своей обнаженной киски. Но ничего не получилось.
— Мастер Гриффин, пожалуйста! — воскликнула она.
— Пожалуйста что?
Плетка вернулась к ее заднице.
— Пожалуйста, можно мне кончить?
— Нет, — отрезал он. — До тех пор, пока мой член не будет в тебе.
От его слов стало только хуже, что он без сомнения знал.
— Ох, пожалуйста!
— Нет, Кенна. Я серьезно. Если ты кончишь, я дам тебе десять ударов кожаным паддлом. Держись, — велел он, и этот строгий голос Дома добавил к ее настоятельной потребности, хотя последнее, чего она хотела, — это разочаровать его.
— Я не могу-не могу-не могу.
Он хлестнул ее по низу попы, и хвосты огладили ее киску.
Оргазм взорвался внутри. Кенна вскрикнула — от удовольствия и страха.
Гриффин оставил ее раскачиваться на долгое мгновение, а затем снова сел на корточки перед ней. Только на этот раз его лицо было рассерженным и разочарованным. И это совершенно уничтожило ее.
— Мне так жаль, сэр. Мне очень жаль.
Ее глаза наполнились слезами, и она с трудом сглотнула. Она просто хотела быть совершенной для него. Быть тем, что ему нужно. Всего один раз.
— Я знаю, маленькая. Знаю. Что я велел тебе?
Он прожигал ее своими темными глазами.
— Задержать оргазм, — выдохнула она.
— А ты что сделала?
— Я кончила, — прошептала она, чувствуя на губах соленые слезы. Она плакала. Впервые за долгое время она плакала.
— И ты собираешься кончить во время демонстрации, когда я скажу тебе не делать этого? — поднял он бровь.
Боже, об этом она не подумала. О том, как ее провал отразится на нем.
— Нет. Нет, обещаю.
— Хорошо. Я рад. Но все-таки думаю, что тебе нужно напоминание.
Он поднял черный кожаный паддл.
Слезы полились сильнее, но она не стала умолять. Она заслужила наказание. Она хотела его. Нуждалась в нем.
Гриффин встал позади нее и сказал:
— Считай.
Она считала. Все десять ударов кожаного паддла по своей заднице. Пока ее кожа не стала гореть, киска пульсировать, а лицо не превратилось в мокрую опухшую маску.
Паддл упал на пол, и Мастер Гриффин снова оказался перед ней.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, выражение его лица было почти таким же расстроенным, как она сама.
— Зеленый, Мастер. Зеленый.
Потому что она не хотела, чтобы это заканчивалось. Ведь ему, наверное, нужно сделать еще что-то, еще потренироваться. Однако неудача съедала ее, словно кислота, которую не смогло нейтрализовать даже наказание.
«Это все я виновата-я виновата-я виновата».
— Кенна, ты уверена?
— Зеленый, сэр. Я уверена.
Он вытер ее лицо ладонями.
— Хорошая девочка.
Она улыбнулась его похвале, и ей это было нужно. Потому что в тот момент она не чувствовала себя хорошей.
— А теперь, Кенна, я тебя трахну. И ты можешь кончать сколько хочешь. Понятно?
— Да, сэр, — сказала она, мысленно гонясь за облегчением, которое должно было дать ей наказание. Которое оно почти дало ей. Почему же она никак не может его достичь?
Гриффин развернул ее, и затем его член скользнул глубоко в ее киску. Он использовал веревки, как опору, как будто она была на качелях, не оставив ей выбора, кроме как насаживаться на его член снова и снова, пока он жестко и глубоко вбивался в нее. Это было невероятно и ошеломляюще и сбивало с толку, потому что обычно ее проблемой было, что она кончала слишком легко, или слишком быстро, или слишком часто, но сейчас, неожиданно, она зависла на грани, не в состоянии ее преодолеть.