— Мы полагаем — инспектор Бэкон, разумеется, со мной согласен, — что эта женщина могла быть каким-то образом связана с этим домом. Возможно, много лет назад. Постарайтесь вспомнить, мистер Крэкенторп.
Подумав немного, Седрик снова покачал головой.
— Время от времени в доме была прислуга из иностранцев, как и в большинстве семей, но никого похожего припомнить не могу. Спросите лучше остальных, они знают побольше, чем я.
— Мы непременно это сделаем. — Откинувшись на спинку стула, Креддок продолжал:
— Вам, безусловно, известно, что врачи не могли точно установить время, когда наступила смерть. Более двух недель, но меньше четырех, то есть приблизительно во время рождественских праздников. Вы сказали, что приезжали домой на Рождество. Когда вы прибыли в Англию и когда уехали назад?
Седрик задумался.
— Дайте припомнить… Я прилетел самолетом. Сюда приехал в субботу накануне Рождества. То есть двадцать первого декабря.
— Вы летели прямо с Мальорки?
— Да. Вылетел в пять часов утра, прилетел в полдень.
— А когда вы покинули Англию?
— В следующую пятницу, двадцать седьмого.
— Благодарю вас.
Седрик усмехнулся.
— Вот видите, попадаю в те самые три недели. Но, уверяю вас, инспектор, душить молодых женщин — отнюдь не самое любимое мое рождественское развлечение.
— Надеюсь, мистер Крэкенторп, — в том же тоне заметил Креддок.
Инспектор Бэкон всем своим видом выражал полнейшее неодобрений.
— К тому же, — продолжал Седрик, — подобные действия никак не соответствуют духу Святого Рождества, где же тут мир и в человеках благоволение?[17] — Последние слова Седрик произнес, не сводя кроткого взгляда с инспектора Бэкона.
— Благодарю вас, мистер Крэкенторп, — вежливо произнес инспектор Креддок. — Это пока все!
— Ну, что скажете? — спросил Креддок, когда дверь за Седриком закрылась.
— М-м, наглости хоть отбавляй, от него можно ждать чего угодно, — недовольно проворчал Бэкон. — Я таким не доверяю. Распущенный народ эти художники, вполне могут спутаться с какой-нибудь потаскушкой.
Креддок улыбнулся.
— А как он одет! — продолжал возмущайся Бэкон. — Никакого уважения! Явиться в таком виде на дознание! Таких заношенных штанов я еще ни на ком не видел. А вы обратили внимание на его галстук? Кусок крашеной веревки! Такой задушит женщину и глазом не моргнет. Можете не сомневаться.
— Ну, судя по всему, эту он не мог задушить — если не покидал Мальорку до двадцать первого. А это мы легко проверим.
Бэкон быстро взглянул на него.
— Я заметил, что вы не называли даты, когда произошло преступление.
— Эту информацию мы пока придержим. Я люблю держать что-нибудь про запас, особенно на ранней стадии расследования.
Бэкон понимающе кивнул.
— Верно. Чтобы потом выложить. В тот момент, когда они этого меньше всего ждут, — отличная тактика!
— А теперь, — сказал Креддок, — посмотрим, что скажет нам образцовый джентльмен из Сити.
Харольд Крэкенторп, обиженно поджав губы, прямо с порога негодующе затараторил:
— …Отвратительный.., крайне неприятный инцидент… Газеты… Репортеры… Настаивают на интервью… Все это в высшей степени прискорбно…
Дробная очередь незаконченных фраз иссякла. Не прибавив ни единого факта, Харольд откинулся на спинку стула с таким видом, будто учуял скверный запах.
Вопросы инспектора тоже не дали никаких результатов.
…Нет, он не имеет ни малейшего представления о том, кто эта женщина. Да, он был в Резерфорд-Холле на Рождество. Не мог приехать раньше сочельника, но пробыл до следующих выходных.
— Ну что же, пока все, — сказал инспектор Креддок, прекратив дальнейшие расспросы. Он понял, что Харольд Крэкенторп отнюдь не расположен помогать следствию.
Следующим был Альфред, который вошел в комнату с несколько нарочитой беззаботностью.
Лицо Альфреда показалось инспектору знакомым. Он где-то уже встречался с этим человеком… Может быть, видел его фото в газете? Что-то, подсказывала ему память, было там нечисто. Инспектор спросил, чем он занимается, и получил весьма неопределенный ответ:
— В данный момент сотрудничаю со страховыми компаниями. А до этого занимался продвижением на рынок партии магнитофонов. Новейшая модель! Кстати, неплохо на этом заработал.
Инспектор Креддок слушал благосклонно, и никто бы не подумал, что он сразу подметил чрезмерную щеголеватость модного костюма Альфреда и тут же сделал верные выводы… Поношенный костюм Седрика выглядел вызывающе, но он был хорошего покроя и сшит из дорогого материала, тогда как дешевый шик Альфреда говорил сам за себя.
Креддок перешел к обычным своим вопросам. Альфреду все это казалось интересным и даже слегка забавным.
— Ваша идея насчет того, что женщина могла раньше работать в Резерфорд-Холле, несомненно, довольно резонна. Но, конечно, не горничной. Сомневаюсь, чтобы у моей сестры когда-нибудь была личная горничная. Теперь, наверное, их нет ни у кого. Но, разумеется, иностранки в услужении теперь не редкость. У нас были польки и одна или две немки, очень темпераментные… Но раз Эмма не опознала эту женщину, значит, ваша версия отпадает, инспектор. У Эммы отличная память на лица. Нет, если эта женщина явилась из Лондона… Кстати, почему вы полагаете, что она приехала из Лондона?
Вопрос был задан довольно небрежным тоном, но взгляд Альфреда был пристальным, и в нем светилось любопытство.
Инспектор Креддок с улыбкой покачал головой.
— Не хотите говорить. Может, у нее в кармане был обратный билет?
— Возможно, мистер Крэкенторп.
— Предположим, она приехала из Лондона, и тот малый, с которым она должна была встретиться, решил, что наш Долгий амбар — самое подходящее место для того, чтобы избавиться от нее без лишнего шума. Наверное, он давно присмотрел наш амбар. На вашем месте, инспектор, я бы поискал этого парня.
— Мы уже его ищем, — уверенно и веско произнес Креддок.
Он поблагодарил Альфреда и отпустил его.
— Ловкач! — произнес свой приговор Бэкон. — До того хитер, что готов перехитрить даже самого себя.
— Не думаю, что от меня вам будет какой-то толк… — произнес Брайен Истли извиняющимся тоном, нерешительно остановившись в дверях. — Строго говоря, я даже не член семьи…
— Позвольте, вы мистер Брайен Истли, муж Эдит Крэкенторп, умершей пять лет назад?
— Верно.
— Ну что вы, что вы.., очень любезно с вашей стороны, мистер Истли, что навестили нас. Особенно если у вас имеется какая-то информация.
— Нет, я ничего не знаю. Чертовски странная история, верно? Приехать сюда, потом тащиться в старый промозглый амбар с каким-то парнем, и это в середине зимы! Непостижимо! Нет, такие шуточки не для меня!
— Действительно, тут очень много непонятного.
— А правда, что она иностранка? Ходят такие слухи.
— У вас есть по этому поводу какие-то соображения, мистер Истли? — Инспектор пытливо на него взглянул, но лицо Брайена оставалось добродушным и спокойным.
— Нет, никаких.
— Она, возможно, была француженкой, — с мрачной многозначительностью вставил инспектор Бэкон.
Брайен слегка оживился. В голубых глазах вспыхнул интерес. Он покрутил свой длинный ус.
— Вот как? Этот развеселый Париж? — Брайен покачал головой. — Тогда действительно полный абсурд. Чтобы парижанка разгуливала по амбарам… У вас никого больше в саркофагах не находили? Может, у этого типа какая-нибудь навязчивая идея? Воображает себя Калигулой[18] или кем-то еще в таком же духе?
Инспектор Креддок не счел нужным даже опровергать такое предположение и, как бы между прочим, спросил:
— Нет ли у кого из ваших родственников каких-нибудь.., м-м.., привязанностей во Франции?
На это Брайен ответил, что Крэкенторпы не слишком падки на всякие пикантные развлечения.
— Харольд породнился с очень солидным семейством — женат на дочери обедневшего пэра[19], у бедняжки совершенно рыбье лицо… Альфреду, по-моему, вообще не до женщин. Он вечно занят какими-то сомнительными сделками, которые всегда плачевно кончаются. У Седрика на Ивице наверняка есть несколько знакомых сеньорит, готовых ради него на многое… Женщины очень его жалуют, хотя он редко бреется и вообще выглядит так, будто никогда не принимает ванну. Почему это нравится женщинам — ума не приложу! Но, похоже, это так… Пожалуй, я не слишком помог, а? — Он обезоруживающе улыбнулся. — Более полезным вам был бы Александр. Они со Стоддарт-Уэстом рьяно ищут улики. Держу пари, обязательно что-нибудь откопают.
18
Римский император (37—41). Известен в истории своими бесчинствами и жестокостями, чем вызвал всеобщую ненависть и за что был убит заговорщиками.
19
Титул представителей высшей аристократии, дающий право быть членом верхней палаты парламента (палаты лордов).