прийти на помощь тому, кто в ней нуждается.
Трудно найти среди мемуаристов хоть одного человека, который не был
бы обязан Жуковскому моральной и материальной поддержкой, заступничеством
перед сильными мира сего в угрожающих обстоятельствах, ободрением в начале
литературного поприща. Вероятно, ни один из писателей ни до, ни после
Жуковского не отзывался на такое количество просьб о помощи, протекции, об
устройстве на службу, о назначении пенсиона, об облегчении участи и так далее,
сколько выполнил их Жуковский. Его благодеяния перечислить просто
невозможно: с того момента, как он получил доступ ко двору в качестве
официального лица, вся его жизнь была полна ежедневными хлопотами по таким
прошениям. Нет необходимости называть имена мемуаристов,
засвидетельствовавших этот активный гуманизм поэта: о нем пишут все.
Конечно же, не только официальное положение Жуковского при дворе
было причиной все возрастающего количества просьб о помощи: он больше
других имел возможностей сделать что-то реальное. Но наличие возможности не
есть еще гарантия ее использования. Главная причина репутации Жуковского как
всеобщего заступника -- свойство его натуры, доброта, которая была и основной
гарантией внимания к просящему, и действия во исполнение просьбы.
Насколько устойчивой и общеизвестной была эта репутация,
свидетельствует одна любопытная особенность бытования подобных
воспоминаний: они имели тенденцию обособляться от своего контекста и из
разряда письменных авторских свидетельств переходить в разряд устного
анонимного анекдота, поскольку ссылка на свидетеля в данном случае уже не
требовалась. Такая судьба постигла рассказ А. О. Смирновой-Россет о
благотворительности Жуковского; этот рассказ в 1870--1890-х годах кочевал в
качестве анонимного предания по страницам периодических изданий.
В подобных анекдотах фиксировались как наиболее типичные также и
свидетельства современников о скромности Жуковского, прямо
пропорциональной его великодушию. На страницах воспоминаний о Жуковском,
подписанных именами А. П. Зонтаг, И. П. Липранди, А. О. Смирновой-Россет, П.
А. Вяземского, И. И. Базарова и многих других, возникает образ человека,
бесконечно далекого от сует сиюминутной выгоды, карьеры, литературной
шумихи и всего прочего, чему, по мнению авторов этих воспоминаний, было так
легко поддаться, живя при дворе. Лейтмотивом личности поэта в восприятии его
современниками стала чистая душа, детское простодушие в любых
обстоятельствах.
Но ставшие анонимными преданиями воспоминания, может быть, еще
более выразительны: "В 1840-м году Жуковский приезжал в Москву и жил в ней
некоторое время. Друзья и почитатели его таланта задумали угостить его обедом
по подписке; <...> когда ему прочли этот список, он попросил, чтобы одно лицо
непременно исключили: это был один пожилой профессор. <...> При этом он
рассказал, как три года назад, когда наследник-цесаревич, обозревая Москву,
посещал в сопровождении Жуковского университетские лекции, этот профессор
целый час выводил Жуковского из терпения чтением вслух и в торжественной
обстановке чрезвычайно льстивых восхвалений его таланту и т. п. "Этой бани я не
могу забыть", -- закончил Жуковский" {Еженедельное новое время. 1879. Т. 2, No 19. С. 382.}.
Эти качества личности Жуковского: милосердие, добродушие,
действенный гуманизм и скромность -- неразрывно связаны с той чертой
духовного облика поэта, которая впоследствии особенно часто если не вменялась
ему прямо в вину, то, во всяком случае, была причиной снисходительного
сожаления о его, так сказать, идеологической незрелости. Эта черта -- глубокая
религиозность поэта, которая к концу его жизни приобрела экзальтированный
характер. Особенно рельефно возрастание религиозности поэта и его увлечение
богословской литературой описаны теми мемуаристами, которые разделяли веру
поэта (А. С. Стурдза, И. И. Базаров). Умолчание о христианстве Жуковского
невозможно, осуждение его -- безнравственно. "Поэт-христианин", как называли
его младшие современники, создал блистательное стихотворное переложение
Апокалипсиса и три незавершенные поэмы на библейские сюжеты: "Повесть о
Иосифе Прекрасном", "Египетская тьма" и "Агасфер", признать которые
принадлежащими к числу лучших поэтических творений Жуковского может
помешать только предубеждение. Христианство Жуковского -- это не просто
глубоко прочувствованные гуманистические заповеди религии, это заповеди,