Выбрать главу

вероятно, по этому случаю висит с другими картинами на стене диванной.

Гутманстали, по рассказам жителей села, люди весьма богатые и Мишенское, по-

видимому, держат в своих руках только по родственным воспоминаниям. Сам

Людвиг Гутмансталь занимает в Австрии какое-то весьма видное место. Муж и

жена, как полагать надобно, оба уже люди пожилые. У Марьи Егоровны считается

в Мишенском земли 408 десятин с саженями, а крестьяне вышли с наделом 337

десятин 770 сажен. В 50-ти дворах села считается около 500 душ обоего пола.

Хозяйством заведует управляющий. Близь церкви, на окраине холма, выстроена

недавно сельская школа, в которой было до 70 обучавшихся; при этом

замечательно, что у покойной Зонтаг школа существовала 35 лет тому назад, еще

при пресловутом крепостном праве, враждебно относившемся к грамотности

крестьян...

Супруги Гутманстали прежде ездили в Россию довольно часто; в

последний раз они приезжали лет семь или восемь тому назад, по смерти Елагина,

служившего местным предводителем дворянства. Как мы слышали, Гутманстали

намеревались было приехать в Мишенское и нынешним летом, но намерение это

почему-то не осуществилось. Владельцы Мишенского обыкновенно приезжают

не прямо в свое поместье, а в сельцо Уткино, к Е. И. Елагиной, их ближайшей

родственнице; Елагина по рождению дочь М. А. Протасовой от профессора

Дерптского университета Мойера. Тут невольно вспоминаются высокие и

благородные чувства поэта, внушенные ему в молодости матерью Елагиной. Муж

последней (брат предводителя), тоже умерший, усердно занимался отечественною

историею и написал известную "Белевскую вивлиофику", трактующую о

древностях уезда. Затем, пообжившись как следует в Уткине, Гутманстали

приезжают на несколько дней в Мишенское, и пустынная господская усадьба,

разумеется, на некоторое время оживляется...

Об остальных постройках на господской усадьбе не стоит и упоминать:

они немногочисленны. Каменный скотный двор лежит далее, по дороге в

Шишкино; господская же рига выстроена еще далее, против сельского кладбища,

отделенного от нее рвом, поросшим молодыми березками, что придает местности

живописный вид.

На кладбище, сзади которого протекает небольшая речка Семьюнка,

выстроена деревянная часовня незатейливой архитектуры; там лежат под

каменными памятниками прахи: самого Афанасия Ивановича Бунина,

отошедшего в вечность в 1791 году, 75 лет, и дочери его, Варвары Афанасьевны,

умершей в 1797 году, 29 лет; она была в замужестве за Петром Юшковым. От

этого брака родилась Анна Петровна, впоследствии Зонтаг, одноколыбельница,

как она себя называла, Жуковского и участница во всех его детских играх; к ним

присоединялась иногда, вместе с другими, и та девочка, которая жила у

священника Петра Петрова. Мраморный памятник самой Зонтаг -- ближайший ко

входу. Кроме того, виднеется; несколько каменных безымянных плит.

На памятнике рано похищенной смертью матери Зонтаг, Варвары

Афанасьевны, бывшей вместе с тем и крестного матерью Жуковского, существует

следующая эпитафия:

Чей прах скрывает здесь сей камень под собою?

Кто прямо мать была, супруга -- мужу, бедным -- друг?..

Но к горести их всех, болезненной судьбою,

Она в селенья радости свой испустила дух.

Мы не знаем, кто сочинитель этого надгробия, но по циклу стиха и по

особенному душевному настроению автора догадываемся, что творец его --

Жуковский, имевший в это время 14 лет.

В той же часовне, при входе налево, находится небольшой из плитняка

памятник с следующею надписью, выбитою вязью: "Погребен раб Божий Тихон

Иванов Салавцов, Иванов человек, Прокофьевича Воейкова. А подпись сию писал

Иван Куликовский, лета 7170 (1662 г.) июня в 28 день".

Все памятники XVII столетия, а также и XVI, какие нам доводилось

читать в разных местах над прахами знатных бояр, отличаются величиною и

массивностью; памятник же крепостного Соловцова в сравнении с ними есть

чисто детский памятничек. Миниатюрностью камня, вероятно, высказывалось

ничтожество общественного положения отошедшего в другой мир человека...

Неизвестно только то, кто пригородил памятник стеною часовни, чтобы

сохранить его: сами ли Воейковы или позднее те лица, которые хоронили Бунина.

Укажем теперь на те стихотворения Жуковского, которые живописуют местность

Мишенского, в самом деле прекрасную. Вспоминая в Дерпте о дорогой родине,

Жуковский пишет:

Там небеса и воды ясны!