вполне разумно и вполне полезно.
Вместе с образованием литературным в пансионе обращалось особенное
внимание на нравственность воспитанников. Жуковский был отличен и по
занятиям литературным, отличен и по нравственности: немудрено, что, соединяя
эти два качества, он был во всем отличным.
К исполнению этой цели, соединения литературного образования с
чистою нравственностью, служило, между прочим, пансионское общество
словесности3, составленное из лучших и образованнейших воспитанников. Оно
составилось при Жуковском. Жуковский был один из первых его членов и
подписался под уставом, под которым подписывались и после него все члены, по
мере их вступления. Это общество собиралось один раз в неделю, по средам. Там
читались сочинения и переводы юношей и разбирались критически, со всею
строгостию и вежливостию. Там очередной оратор читал речь, по большей части
о предметах нравственности. Там в каждом заседании один из членов предлагал
на разрешение других вопрос из нравственной философии или из литературы,
который обсуживался членами в скромных, но иногда жарких прениях. Там
читали вслух произведения известных уже русских поэтов и разбирали их по
правилам здравой критики: это предоставлено было уже не членам, а
сотрудникам, отчасти как испытание их взгляда на литературу. Наконец,
законами общества постановлено было, между прочим, дружество между членами
и ненарушимая скромность, к которой приучались молодые люди хранением
тайны; тайна же эта состояла в том, чтобы не рассказывать другим воспитанникам
о том, что происходило в обществе, и не разглашать мнений членов о читанных
там произведениях воспитанников. Где этот драгоценный устав? Где та доска, на
которой писались имена первых воспитанников, которая висела в зале и
передавала имена их позднейшим поколениям воспитанников? Жуковский, в
последнее время посетив пансион, спросил об ней. Ее уже не было! Грустно было
его чувство.
Антонский всегда присутствовал в заседаниях общества в качестве
почетного члена. Другие почетные члены были лица известные: попечитель
университета, И. И. Дмитриев, Карамзин и другие; случалось, что и они заезжали
в среду к Антонскому и неожиданно для воспитанников приходили в собрание их
общества и сидели до конца. Сердце радовалось: и у них, видя возрастающих
литераторов, и у воспитанников пансиона, видя внимание к себе таких людей! --
Так в то время приготовлялись молодые люди в литераторы.
Первые опыты Жуковского в поэзии принадлежат ко времени его
воспитания. Они были помещаемы в журналах "Приятное и полезное
препровождение времени" (1797 и 1798) и "Илокрена" (1798). За это замечание я
обязан одному юному критику моих "Мелочей". Потом они были помещаемы в
"Утренней заре", составлявшейся из трудов воспитанников пансиона4. И. И.
Дмитриев, знавший его и прежде, особенно обратил на него внимание по
выслушании на пансионском акте его пиесы "К поэзии". Он после акта пригласил
его к себе и с этого времени больше узнал и полюбил его5. Угадывая его сильный
талант, с тех пор он никогда не пропускал недостатков молодого поэта без
строгих замечаний. Щадя способности слабые и немощные, он почитал делом
поэтической совести не скрывать недостатков и уклонений от вкуса тех молодых
поэтов, которые имели достаточно сил для овладения своим искусством. Таким
образом, и к этой пиесе "К поэзии" в стихах:
Поет свой лес, свой мирный луг,
Возы, скрыпящи под снопами, --
он заметил Жуковскому, что пение предполагает сладкозвучие, что оно
мелодия, что оно не выражает скрипа, хотя и есть инструмент, называемый
скрипка. Молодой Жуковский жадно выслушивал замечания Карамзина и
Дмитриева и много воспользовался их строгими замечаниями.
Грееву элегию "Сельское кладбище" перевел Жуковский тоже еще в
пансионе первый раз в 1801 году, по замечанию гр. Д. Н. Б-ва6, не
четырехстопными ямбами, как я напечатал прежде, а шестистопными и принес
свой перевод к Карамзину для напечатания в начинающемся в 1802 году
"Вестнике Европы"; но Карамзин нашел, что перевод нехорош. Тогда Жуковский
решился перевести ее в другой раз. Этот перевод Карамзин принял уже с
восхищением; он был напечатан в "Утренней заре" и в "Вестнике Европы", в
последней, декабрьской книжке 1802 года. Он был посвящен автором другу своей
юности Андрею Ивановичу Тургеневу. Таким образом, известный нам перевод