Мама уже поставила чайник и начала перемешивать какой-то необычный салат. Встретившись с взволнованным ее взглядом, я поспешила улыбнуться. Похоже, это ее немного успокоило, и мама выдохнула с облегчением.
- Аня, ты меня напугала, - произнесла она и, покачав головой, вышла из кухни.
- Аня… - почти зло прошипел мой парень, - какого черта?!
Я вздрогнула и испуганно посмотрела на Глеба.
Сверкнув глазами, которые мне опять показались разного цвета, он наклонился ко мне, и вмиг пощечина отпечаталась на моем лице.
Разочарование и страх со слезами брызнули из моих глаз, прямо перед которыми мой парень-ангел превратился в разноглазого Пашку, нещадно хлестающего меня по щекам.
- Анька! – воскликнул мой одноклассник, увидев, что я открыла глаза. – Ну наконец-то! Ты уже час валяешься почти без каких-либо признаков жизни! Я понял, что ты не померла, только тогда, когда ты сказала «Глеб», а потом «мама». А так валялась почти не дыша, и пульс прощупать невозможно! – негодовал мой друг по несчастью.
- Так это был сон, - с горечью в голосе протянула я.
- Сон?! Да я чуть с ума не сошел, пока ты тут в облаках летала! Ты понимаешь, если ты умрешь, то и я покойник?! – никак не унимался Паша.
- Ой, не кричи, и так голова болит, - нахмурилась я.
Пашка замолчал, потом пожевал губы и спросил:
- Ань, а ты вообще как?
Я потерла мокрый от пота лоб и шумно выдохнула.
- Жарко…
- М-да, скорей бы Он антибиотики принес, - задумавшись, протянул одноклассник. – Хм, Аня, а кто такой Глеб? Он тоже, как и твоя мама, - Пашка сглотнул, - умер?
- Ты что?! Я очень надеюсь на то, что он жив, здоров и счастлив.
- Кто он? Брат?
Я отрицательно помотала головой.
- Мой парень.
Повисло неловкое молчание, которое первым нарушил Паша.
- Тебе же только четырнадцать… Я думал, ты не из таких, - почти сердито произнес друг.
- Из каких «таких»? – строго спросила я.
- Выглядишь скромной и приличной…
- Паш, хватит нести бред. Мы с Глебом имеем, - я запнулась, - имели чисто платонические отношения. Надеюсь, на этом тема закрыта?
Пашка замолчал и как-то обиженно шмыгнул носом. А я завалилась обратно на койку. Настроение было паршивым, состояние отвратительным, зато боль прекрасно дополняла весь спектр моих общих мерзких ощущений. Вспомнив лицо мамы, я слегка улыбнулась, пусть хоть и на короткий миг, но я смогла почувствовать себя счастливой. Жаль, что это быль всего лишь сон…
- Ань, - услышала я тихий глосс Пашки от двери, у которой он уселся, прислонивший спиной. – Мы выберемся отсюда?
Прикрыв глаза, я глубоко вздохнула.
- Выберемся, а если нет, то я сама себя убью, не дожидаясь пока Он запытает меня до смерти.
- Я всегда буду поражаться твоему спокойствию.
- Сама ему поражаюсь, - усмехнулась я.
***
Глеб зашнуровал высокие зимние ботинки прозванные гриндерсами. Андрей стоял рядом, скрестив руки на груди.
- Ты уверен? – хрипло спросил он друга.
- Да. Я перерою весь этот чертов город, но найду ее, - твердо ответил парень, поправив штанину.
- Глеб, ее менты уже месяц найти не могут, думаешь, ты умнее их?
- Я не думаю, а действую! – рявкнул парень. – Не мог больше сидеть сложа руки. Она моя, я найду ее, - Глеб надел пуховик, поправил пистолет сзади на ремне и, взяв шапку, вышел из квартиры Андрея.
Трескучий мороз заканчивающегося декабря, мигом накинулся на парня, заставив того надеть шапку. Выдохнув густой пари потерев руки, Глеб размышлял с чего начать поиски. И первое, что пришло в голову – это наблюдение за домом Ани.
- Если преступник следит за действиями Аниного отца, то вполне может ошиваться у ее дома.
Наблюдательным пунктом был выбран дом напротив. Благо люк на его крышу в одном из подъездов оказался открыт, и парень без труда забрался на крышу. Наверху мороз жалил ее сильнее, и Глеб уже несколько раз пожалел, что не оделся как следует и не взял перчатки.
До самого вечера парень наблюдал за жизнью в Анином дворе. Бабушки на скамейках, не боящиеся холода, судачили за жизнь, детишки качались на скрипучих качелях, и под вечер зазывались с балконов родителями домой, собачники, гуляющие вокруг дома и старающиеся затащить своих питомцев поскорее в тепло – сменяли друг друга. Пару раз из дома выходил отец Ани. Он был чернее тучи, и весь его вид говорил о том, что дело о похищении его дочери не продвинулось ни на шаг.