Две крайние упали на колени и, держась за стойку, изящно выгнулись, как стриптизерши перед шестом, а та, что по центру, вытянула руки, словно пытаясь дотянуться до каждого в толпе. Следом за их спинами на сцене взорвался огромный пенный фейерверк, и пушистые белые частички дождем полетели на них — на лицо, волосы, плечи, грудь и бедра. Жаркий выдох прокатился по всему залу и тут же перешел в экстатический визг, хлопки и вопли “Миссия!”. Пацан рядом со мной тихо охнул, и меня накрыло смутное ощущение, что мой сосед, активно почесывающий что-то там в кармане, в эту секунду кончил.
Все еще утопая в пене, девчонки поднялись с пола, и, взявшись за руки, все три поклонились гудящей толпе.
— Спасибо! Мы вас любим! — хором крикнули они.
Под не затихающие аплодисменты и признания в ответной любви девчонки ушли — довольные, будто давшие всему залу.
— Блин! — выдохнул мой сосед, наконец вытащив руку из кармана. — Вживую они вообще огонь!
— Ага… — как в забытье протянул его друг. — Дома еще в записи пересмотрю…
Пожалуй, я понимал их восторги и тоже бы это пересмотрел — один, вечерком. Пена плавно таяла на сцене, как выставленное на жару мороженое. Хлопки и крики постепенно затихли, и в воздухе повисла странная тишина, неестественная для такого людного места и даже немного жуткая. На сцене, куда озадаченно уставились все, творилось что-то непонятное: “Миссия” уже ушла, а их место еще никто не занял. Разгоряченную толпу словно предоставили самой себе, и, не находя, куда деть эмоции, она начала помаленьку возмущаться.
— Что за пауза? — проворчал мой занудный сосед. — А кто следующий-то?
В это мгновение по залу пронесся восторженный вопль “Миссия!”. Задние ряды, смотревшие на мониторы, увидели раньше, как три пары стройных ножек возвращаются на сцену.
— Круто! — мигом оживился мой сосед. — Еще раз! — и снова полез рукой в карман.
Крики “Миссия!” становились все громче, звуча как аккомпанемент к их прогулке до микрофона. Девчонка с платиновыми волосами, которая всю песню выступала в центре, подхватила его и выразительно покачала головой.
— Нет, не “Миссия”, - коварно улыбнувшись, протянула она.
Демонстративно нырнув пальцами к себе в декольте, она достала оттуда сложенный в несколько раз листок и протянула стоящей рядом брюнетке. Пока та неспешно разворачивала, толпа озадаченно притихла — никто не понимал, что происходит.
— Ле-ра… — прочитала брюнетка так, будто видела это имя впервые, и протянула бумажку третьей.
Золотые кудри качнулись в воздухе, и последняя участница группы перехватила листок.
— С песней… — произнесла она и сосредоточенно впилась глазами в этот злосчастный клочок.
Тянуло на отлично поставленное шоу — словно им сложно было запомнить имя и название песни выступающего после них исполнителя. Такого троллинга я еще не видел.
— На грани, — наконец прочитала третья. — Встречайте…
Больше не издав ни звука, они синхронно развернулись и ушли, прежде чем Лера успела выйти на сцену. Разочарованный вздох толпы проводил их и встретил ее. Ну что сказать, эта “жалкая подтанцовка”, которая должна была разогреть зал для нее, круто ее подставила.
Под жидкие аплодисменты Лера быстрым шагом подошла к микрофону. Сейчас она была еще более напряженной и нервной, чем в гримерке, но теперь добавилось еще и раздражение от такого начала. Снимавший концерт оператор выхватил крупным планом ее лицо, донеся эти эмоции до всего зала. Сцена будто была ареной, куда она вышла сражаться, а вся толпа — врагом.
— Ты как хочешь, — бросил мой сосед своему другу, — а мне в туалет надо…
Под первые звуки мелодии, совсем не такой заводной, как у “Миссии”, он направился к выходу, пробивая себе путь локтями — и ведь не один он. То тут, то там, мешая сосредоточиться на песне, раздавались шорохи и топот — люди выходили, словно приняв ее выступление за музыкальную паузу. Мне даже стало ее жаль.
В отличие от “Миссии”, чья песня напоминала безупречно отрепетированное визуальное порно, Лера искренне давала эмоции. Пытаясь превзойти их, она танцем и голосом буквально выворачивала себя наизнанку, пела так, будто от этого выступления зависела ее жизнь. Вот только ее эмоции хотел разделять далеко не весь зал. В двух словах, она пела, как ей паршиво. Совсем не то, что нужно толпе после горячего шоу, которое устроили ее конкурентки.
Камера, бешено носившаяся по сцене во время прошлого номера, сейчас еле двигалась — видимо, оператор слишком утомился на “Миссии” и на Лере решил отдохнуть. Видя, как зрители покидают зал, она пела все отчаяннее — благо песня была именно про это. У нее не дрожали руки и голос, потому что она была профессионалом, но мне казалось, что она сама дрожала изнутри. На двери ее гримерки сияла звезда, она называла себя звездой — но сейчас ощущала себя не звездой, а самозванкой. Со сцены сорвалось очередное “я на грани”. Пожалуй, поэтому песня и звучала так искреннее. Эта песня была о ней — она сама была на грани.