Вильма таяла в объятиях Брейди, ее гибкое, податливое тело будто плавилось, сливаясь с его; рука ее, скользнув вверх, обвила его шею. Они медленно двигались на крохотном пятачке танцплощадки, и Брейди сжал ее крепче, привлекая к себе.
— Эй, берегись! Мне ведь много не надо! — шепнула она.
Он усмехнулся.
— А я что же, по-твоему — каменный?
— А я почем знаю, — ответила она.
Брейди так давно не был с женщиной, что ему было нетрудно играть эту роль. Он погладил ее по спине, шепнув нетерпеливо:
— Бога ради, Вильма, нельзя ли нам куда-нибудь пойти?
— Конечно, можно, — сказала она спокойно. — Но это недешево.
— Ну так пойдем же, — сказал он.
Она пошла впереди, до конца коридора. Лестница вела в темноту, на второй этаж. Брейди поднялся следом за ней; она открыла дверь и вошла в роскошную спальню.
Стены были окрашены в голубоватые пастельные тона по контрасту с бежевыми коврами. Из мебели тут была только громадная кровать, стоявшая у стены, и маленькая тумбочка рядом с ней, на которой стоял телефон.
Вильма потушила большой свет и щелкнула другим выключателем; комната озарилась неярким сиянием бра, незаметных глазу. Брейди остановился у порога, и женщина прикрыла за ним дверь, повернув ключ в замке, и обвила его шею руками.
Что там о ней ни говори, но дело свое она знала. Она поцеловала его, ее губы раскрылись, и мурашки побежали у него по спине.
Через мгновение она отстранилась, задыхаясь и хохоча.
— Давай покурим, — предложила она. — У нас еще уйма времени. Он дал ей сигарету, и она растянулась на кровати, откинувшись на подушку.
— Чем больше я смотрю на тебя, тем больше убеждаюсь, что уже видела где-то твое лицо.
Брейди закурил сигарету и выпустил облако дыма.
— Тут нет ничего удивительного, — оказал он спокойно. — Оно достаточно долго мелькало во всех газетах. Я — Мэттью Брейди.
На какое-то мгновение воцарилась мертвая тишина: глаза ее округлились.
— Брейди! — выдохнула она. — Но это же невозможно.
— Мне жаль огорчать тебя, голубка, — ответил он. — Но это так. Я драпанул из тюрьмы «Мэннингем» чуть больше часа тому назад.
Она села, спустив ноги на пол, и загасила окурок в пепельнице.
— Что тебе нужно, Брейди? — спросила она спокойно; самообладание, казалось, вернулось к ней.
— Мне некогда ходить вокруг да около, так что я перейду прямо к делу, — ответил Брейди. — Джанго вчера попытался переправить меня в лучший мир. Под некоторым нажимом он признался, что это ты его надоумила. Я хочу знать, почему.
— Черта с два я тебе что-нибудь скажу, — ответила она. — Убирайся отсюда, пока я не вызвала полицию.
Она привстала, и Брейди наотмашь ударил ее по лицу, отбросив обратно на кровать и сдавив ей рукою горло.
— Послушай-ка лучше меня, ты, потаскушка паршивая! — сказал он. — Если только ты посмеешь навести на меня фараонов — сейчас или когда угодно — я позабочусь, чтобы Джанго расплатился за это. У меня там остались друзья — надежные друзья. Стоит мне им намекнуть — и они превратят его морду в рубленую котлету.
Она злобно посмотрела на него, но в глазах у нее был страх — настоящий страх, и он понял, что задел ее за живое. Что Джанго для нее что-то значит. Брейди убрал руку с ее горла, и она села, потирая его.
— Что ты хочешь знать? — спросила она угрюмо.
— Вот так-то лучше, — сказал Брейди. — Намного лучше. Кто приказал тебе натравить на меня Джанго?
0на взяла сигарету из пачки, лежавшей у телефона, и прикурила от настольной зажигалки.
— Его зовут Дас, — сказала она. — Он индиец — возглавляет какое-то дутое религиозное общество под названием «Храм Тишины»; оно примерно в миле отсюда, рядом с театром «Ипподром». Брейди нахмурился.
— Не понимаю. Я никогда раньше не слышал о нем.
Женщина пожала плечами.
— Но это правда. Он замешан во всех сомнительных предприятиях, какие только есть здесь в округе — от наркотиков до девочек. Он пришел ко мне в среду. Сказал, что у него есть клиент, которому охота, чтобы ты там гробанулся в тюряге. Сказал, что мы получим пять сотен, если только Джанго это устроит.
— И двести пятьдесят сверх того, в случае если он управится к сегодняшнему дню, — добавил Брейди. Вильма кивнула.
— Верно. Если хочешь узнать побольше, пойди, повидайся с Дасом.
— Именно это я и сделаю, — ответил Брейди. Он дошел до двери, отпер ее и обернулся.
— Не забудь, что я сказал тебе, Вильма. Если ты меня выдашь, Джанго заплатит по счету.
Она грязно, отвратительно выругалась; Брейди аккуратно прикрыл за собою дверь и вышел в коридор.
Вид у девушки в гардеробе был все такой же скучающий. Она подала ему пальто и шляпу без какого-либо проблеска чувства; Брейди надел их, спустился по лестнице и вышел на улицу, в дождь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда он шел прочь от клуба, ветер, задувавший с реки, принес с собой влажный и терпкий запах гниющих листьев; в нем было что-то от разрушения, и это наполнило его смутным, непонятным волнением.
Дождь падал тугими серебристыми копьями, блестевшими в свете фонарей, когда он быстро шагал по пустынным улицам к центру города. Мимо проехала случайная машина, да время от времени кто-нибудь торопливо шагал по тротуару, пряча голову в воротник от проливного дождя.
Он увидел старика в рваном пальто и берете — тот стоял под навесом в парадном на углу главной улицы, все еще не теряя надежды продать последнюю дюжину воскресных газет. Брейди купил у него одну; тыльной стороной ладони старик вытер каплю, висевшую у него на носу, и вышел под дождь, показывая, куда ему нужно повернуть.
Сначала он прошел мимо театра — узкого, с фасадом, облицованным мрамором, здания в эдвардианском стиле; сбоку была дорожка, ведущая к служебному входу. Афиши на эту неделю еще висели в застекленных витринах, и Брейди, повинуясь внезапному порыву, остановился и пробежал их глазами, высматривая имя Энни Даннинг.
Он нашел ее в нескольких номерах, в основном изображенной в тесном кружке двух-трех молодых танцоров, но был и одиночный портрет, и Энни получилась на нем очень похожей. Он постоял с минуту, разглядывая афишу, вспоминая доброту и сочувствие Энни, потом вздохнул и зашагал прочь.
Храм Тишины был за следующим поворотом. На улице стояло много машин; Брейди шел по тротуару, когда громадный черный «мерседес» резко свернул к обочине, обдав его водой из канавы. Он сердито обернулся.
— Какого черта! Смотреть надо, куда едете!
Он краем глаза уловил широкополую фетровую шляпу и толстые линзы очков. Во мраке белизной сверкнули зубы.
— Что ж, извините, — ответил мужчина, как будто слегка шепелявя, и вывернул подальше, на середину, туда, где было просторнее.
Брейди подошел к воротам храма и, нахмурившись, оглядел внушительное строение. Вид у него был такой, будто раньше здесь находилась молельня сектантов — мрачная, почерневшая викторианская постройка с ложно дорическими колоннами и портиком над входом. Прежние прихожане, вероятно, рассеялись, так как люди предпочитали уезжать из центра города, и Дас приобрел этот дом по дешевке.
Брейди поднялся по широким ступеням к портику, открыл одну из дверей, и в нос ему тотчас ударил удушающий запах ладана.
Холл был устлан дорогим индийским ковром и освещен электрическими свечами. Откуда-то из глубины помещения доносился тихий гул голосов; Брейди пошел на звук и оказался перед широкими двойными дверями.
Он постоял за ними, прислушиваясь, потом заметил еще одну дверь с другой стороны. Брейди открыл ее и поднялся по узкой каменной лестнице, попав на галерею, откуда был виден зал внизу.
Алтарь и хоры из него были убраны. На их месте стояла позолоченная статуя Будды. В зале не было стульев, и собравшиеся сидели, скрестив ноги, прямо на полу. Тут были люди уже немолодые, взволнованные, в большинстве своем женщины.