«Мистер» получил свою кличку при довольно забавных обстоятельствах. Не зная в первое время, как по-эфиопски обозначаются самец и самка, я условился с моими помощниками сообщать мне, кто попался — «мадам» или «мистер». Мне хотелось поймать побольше «мадам». Один из дней выпал очень неудачный — все время ловились самцы. Перед вечером мы снова поставили ловушку. Мои помощники, видя мое огорчение, успокаивали меня, что вот-де сейчас попадется «мадам». Однако в ловушку снова угодил самец. Я с огорчением воскликнул: «Опять мистер». У Ильмы, Деста и Мангиша был настолько смущенный вид, что я рассмеялся и жестами успокоил их. Сообща мы решили назвать пойманную мартышку «Мистером»; так эта кличка за ним и осталась. «Мистер» оказался существом довольно приятного нрава и очень быстро привык ко мне. Когда я входил в помещение, где содержалась группа мартышек, он подходил и старался залезть лапой в карман моего халата, чтобы поживиться каким-нибудь лакомством, которое я там всегда держал для моих пленников. Мы быстро подружились настолько, что он без опасения лез ко мне на колени. Однако, когда я хотел его взять в руки, он старался укусить меня, что несколько раз ему и удавалось. Однажды я все же схватил «Мистера», надел на него поясок, прикрепил к пояску длинную цепочку и приколотил ее к дереву, стоявшему у входа к клеткам обезьян. Несмотря на это мое коварство, «Мистер» относился ко мне благосклонно, но всех остальных людей он пытался кусать за ноги. Так как с другой стороны входа был привязан таким же способом самец гелада, столь же неприязненно относившийся к людям, то вход к обезьянам был надежно защищен и «неорганизованные экскурсии» прекратились.
В моем питомнике оказалось около сотни обезьян. Пришлось часто посещать овощной базар, чтобы закупать для них корм. Так как мое «семейство» было весьма многочисленно, то я стал самым популярным покупателем. Каждый торговец овощами и фруктами имеет своего «агента» — 10—12-летнего мальчика-зазывалу. Появляясь на базаре в сопровождении Ильмы, я сразу же попадал в шумную группу этих зазывал, кричавших на все лады: «Хорошо-хорошо». Ильма отгонял мальчишек и говорил: — Какой дурак! Когда англичанин приходит, они кричат — вери гуд, итальянцу кричат — боно, русский приходит, тоже кричат — хорошо. Рас елем, хит (безголовые, пошли вон), — кричал Ильма. Я успокаивал его и просил не трогать ребят. Эти детишки вызывали у меня горячее сочувствие. Они целые дни работают за гроши. За каждого покупателя они получают «гуршу» (подарок) от торговца в виде мелкой монеты, кроме того, иногда им удается получить «гуршу» и от покупателя, если он согласится, чтобы его покупка была доставлена на дом или снесена в машину. Торговец выдавал «гуршу» не только своим агентам, но и покупателям; взвесив довольно неточно несколько килограммов овощей или фруктов, он добавлял «поход», приговаривая при этом, что это «гурша» и он надеется, что покупатель следующий раз также придет за товаром к нему.
Для эфиопского рынка, как я уже говорил, характерно большое количество перекупщиков, увеличивающих цены на продукты сельского хозяйства, кустарных промыслов, охоты и т. п. При моих обширных закупках переплаты составляли значительную сумму. Поэтому Ильма предложил мне покупать овощи и фрукты непосредственно у крестьян, которые обычно продают продукты своего хозяйства при въезде в город.
В один из дней закупки овощей для обезьян мы отправились к въезду в Аддис-Абебу со стороны Аддис-Аляма. Тут я случайно узнал от Ильмы, что рядом помещается психиатрическая больница. Меня заинтересовало это учреждение. По моей просьбе Ильма снесся с заведующим. Доктор сообщил, что с удовольствием покажет свою больницу. Мы въехали на ее территорию, огороженную невысоким дощатым забором. Во дворе оказалось несколько одноэтажных длинных домов, типа временных сооружений. Заведующий больницей врач, француз Глюк, встретил нас приветливо. Он рассказал, что война застала его в одной из французских колоний Африки, где он изучал малярийные психозы. В 1941 г. он присоединился к французской армии, находившейся в колониях и выступившей против немцев. Воинская часть, в которой он состоял, дошла до Аддис-Абебы. Обнаружив здесь психиатрическую больницу, доктор Глюк пожелал остаться, чтобы продолжать свои наблюдения над психическими расстройствами, вызванными различными инфекционными заболеваниями. Доктор производил впечатление серьезного научного работника и энтузиаста своего дела; он с жаром рассказывал о своих пациентах. Но то, что я увидел, было крайне тягостно и невероятно далеко от современной психиатрической лечебницы. В больнице около ста коек, все они были заполнены. Койки представляли собой железные кровати с досками, без матрацев. Больные укрывались лохмотьями, едва напоминающими одеяла. Большинство пациентов лежало и ходило нагишом. Среди них оказалось очень много прогрессивных паралитиков, жертв довольно распространенного в Эфиопии сифилиса. Я с гнетущим чувством покинул больницу, поспешив воспользоваться сообщением Ильмы, что машина уже готова к отъезду.