Эллен сглотнула ком в горле. Мамины опасения были не зря. Она не хотела, чтобы Виктор мучил кого-нибудь еще. Эллен представила десятки, а может и сотни беременных девушек, над которыми дядя будет издеваться, как он издевался над мамой. Они породят армию монстров, подобных Эллен: неконтролирующих себя, способных убить одной мыслью. Все ли из них захотят бороться со своей темной стороной? Наверняка Виктор заберет этих детей у матерей и позаботится о том, чтобы в них взрастили безоговорочную преданность ему и готовность повиноваться любому приказу.
Сколько же в нем жестокости и безразличия! Он с фанатичной одержимостью цепляется за слово «семья», но при этом ценит только свою! А другие семьи топчет, истребляет, калечит!
Виктор велел доктору готовиться к процедуре и пошел к выходу. Эллен проводила дядю ненавидящим взглядом.
Как только дверь закрылась, она позволила слезам вырваться на волю. Она обреченно смотрела в потолок, а они все скатывались и скатывались…
Пленница у родного дяди. Он поймал ее, посадил в клетку, отобрал всех, кто был ей дорог, и теперь хочет забрать то единственное, что делает ее собой – чувства, рожденные сердцем.
«Не перестанешь со мной бороться, все, кто тебе дорог, пострадают!»
Светлая Эллен проиграла. Темная Эллен победила.
Никакого экшена… никакого поцелуя в финале…
***
Доктор подошел к кушетке. В руке у него были ватка и шприц. Эллен посмотрела мужчине в глаза, и он впервые не отвел взгляд. Она видела на его лице сожаление.
– Пожалуйста, не надо. – Она тихонечко заплакала.
Мужчина зачесал назад темные с проседью волосы, вздохнул, уперся руками в край кушетки, опустил голову.
– Умоляю вас, помогите мне, – всхлипнула Эллен.
Он посмотрел на нее.
– Я не могу, Эллен, прости, мне жаль.
Она поверила ему. И в то, что не может – наверное, он такая же мышь в клетке, как и она, – и в то, что ему жаль. Это было хорошо видно в его глазах.
Они смотрели друг на друга, оба загнанные в ловушку, оба обреченные.
Эллен первая отвела взгляд, уставилась в потолок. Сдалась.
– Прости. Это моя работа, я бы рад ее сменить, но не могу, – сказал доктор.
Он тяжело вздохнул и протер ладошку проспиртованной ваткой. Эллен даже не дрогнула. Мысли ее кружились неистовым вихрем, выхватывали из памяти важные слова:
«Папа главный в лаборатории и друг Виктора Романовича»
«Слушай, Вить…»
«Виктор Романович не отпустил бы его на другую работу»
«Я бы рад ее сменить, но не могу»…
Игла коснулась кожи.
– Стойте! Вы папа Генриетты? Да? Ведь так?
Мужчина замер, нахмурился.
– Леся чересчур болтливая девушка.
– Это не Леся рассказала. Я знаю о вашей дочке, потому что мы вместе жили в лесном доме. Она ушла от вас еще зимой и нашла место с добрыми мыслями!
Глаза мужчины округлились. Эллен решила не останавливаться, пока он отвлекся.
– Она не любила слушать мысли матери и не хотела жить в жестокости, поэтому ушла. Генриетта ненавидела «Элиту», ненавидела то, что вы делаете. Она была уверена, что вы любите свою работу больше, чем ее.
Мужчина медленно положил шприц на столешницу под прибором. Молча отошел к столу.
Эллен наблюдала за его заторможенными движениями. В них отражалась растерянность и горе. Доктор знал, что кроме них с Нелли элитовцы никого не оставили в живых. Несомненно, он думал, что его дочь убили, а Эллен не торопилась сообщать ему хорошие новости. Жестоко с ее стороны, но чем больше он прочувствует боли, тем больше шансов, что захочет помочь. Эллен на это надеялась.
Жалость к доктору билась о стену безразличия, и в итоге сломала ее.
– Она жива, – сказала Эллен, и доктор резко обернулся.
– Что? Мне сказали…
– Она ушла за день до прихода ваших убийц. Наверное, услышала мысли Нелли и испугалась.
Мужчина вздохнул. Достал из кармана скомканный платок, расправил его трясущимися руками и вытер лоб.
– Помогите мне, а я помогу вам. Я догадываюсь, где Генриетта может быть.
Эллен знала, как можно найти Евгения Михайловича, а через него – родителей близнецов. Семья братьев всегда была самым активным сторонником Дома. Возможно, Генриетта вернулась к ним.
– Что ты хочешь? – разбито спросил доктор. – Чтобы я отпустил тебя? Это невозможно. Я не смогу этого сделать, как и отменить процедуру.
– Может, вы можете ослабить действие? Я не хочу становиться бесчувственной!
Смирение отступало, Эллен вновь хотела бороться. Даже привязанная к кушетке, лишенная сил.