– Дорогая моя, для всех будет лучше, если ты не станешь упрямиться. За что ты цепляешься? За какие чувства? За любовь? – хмыкнул он и со злостью продолжил: – Своего мальчика ты больше не увидишь. Смирись. Ты дома и пора занять свое место рядом со мной и матерью, а все глупости выкинуть из головы.
Эллен в секунду зажарило изнутри. Было так больно! Но она не хотела показывать слабость, старалась держаться. Она вцепилась в стул что было сил.
– Тебе нравится себя изводить? – спросил Виктор, после неспешного глотка коньяка. – Оно же сожрет тебя изнутри. Надо согласиться, девочка моя, надо согласиться.
– Я лучше сдохну! – Эллен согнулась от боли. – Ненавижу вас.
Виктор ударил кулаком по столу.
– Мы – твоя семья. Не смей произносить такие слова в моем доме! Или ты все сделаешь, как я скажу, или пожалеешь, что вообще на свет родилась.
– Уже жалею, – стиснув зубы, выдавила Эллен.
– Витя, обойдемся без угроз, – спокойно сказала Джиллиан.
– Мне некогда играть в ее игры! Ты кем себя возомнила, Эллен? Нужно было оставить детские капризы в том лесу.
– Витя, хватит! Метод кнута не всегда работает. Дай девочке пряник, и она все сделает. Так ведь, Эллен?
Она промолчала. Боль резко стихла, сменилась диким голодом.
– Ешь, – приказала мать, – а потом пойдем за твоим пряником.
Эллен накинулась на еду с аппетитом льва.
«И как с ними бороться под блокировкой?!» Георгий Маркович говорил, что мама чувствующий – блокиратор, Виктору к этой способности досталось еще и внушение.
Разве Эллен противостоять им?
***
После ужина они втроем спустились на лифте в тюрьму, где уже побывала Эллен. В этот раз она обратила внимание на кнопки: «-1», «-2», «-3». Выходило, что выше тюрьмы есть еще два подвальных этажа. Прямо под зданием. Что там? Лаборатория, где Виктор ставит опыты над сенсерами? Держит людей в клетках и пичкает их сомнительными препаратами, как в старые времена?
Охранник со шрамом был на месте. Открывая железную дверь, он бросил на Эллен взгляд исподлобья.
– Сергей, что-то случилось? Откуда злость? – спросил Виктор.
– Здесь все спокойно, Виктор Романович. Это личное.
Теперь Эллен была уверена: Сергей понял все, что она пыталась до него донести.
Войдя в коридор, пропахший сыростью, она занервничала. Пряником наверняка должна была стать Нелли. Если Виктор предложит пощадить ее в обмен на согласие пройти очищение, у Эллен не останется выбора.
«А может, это Тимур?»
«А вдруг это папа? – испугалась Эллен. – Или Георгий Маркович? Он мог вернуться в лес от врача и попасть прямо в лапы элитовцам».
Эллен с боязнью шла за мамой и дядей. Первое, что она увидела, когда глаза привыкли к полутьме – это вытянутую руку Нелли из-за решетки. Она словно хотела что-то достать, но так и не дотянулась.
Виктор остановился у ее камеры.
– Милая, простудишься. Пол холодный, – заботливо сказал он. – Встань.
Приказ загремел в голосе, и Нелли, не смея противиться, поднялась.
– Кто это тебя так? – Виктор протянул руку между прутьями и приподнял посиневшее лицо Нелли за подбородок. Повернул в разные стороны, словно голову послушной куклы.
– Эти бестолковые мальчишки никак не запомнят, что нельзя поднимать руку на женщин.
Нелли избегала прямого взгляда Виктора и, казалось, боялась даже дышать.
– Особенно на таких красивых, – задумчиво сказал дядя, и Эллен вздрогнула, уловив знакомые нотки. Ральф обращался к Нелли с таким же болезненным оттенком обожания.
Виктор отпустил Нелли, но не сразу отвел взгляд. Он оценивал ее, словно товар в магазине. Эллен стало страшно.
«Нет, нет, не может же дядя быть больным извращенцем?!»
– Сергей! – позвал Виктор, и парень мгновенно показался в открытых дверях. – Пусть выделят ей комнату и охрану. И пусть Карина о ней позаботится.
– Понял. Сейчас отдам распоряжение.
– Что-то не так, Джил? – Виктор не отрывал взгляд от Нелли.
Эллен показалось, что мама смотрит на него с осуждением. Значит, ее отношение к нему не изменилось.
– Поступай, как знаешь, – с презрением ответила Джиллиан. – Только давай закончим поскорее, я устала.
Она пошла в конец коридора.
«Значит, мой пряник не Нелли», – поняла Эллен, и ее заколотило от страха. Она вдруг осознала, что не важно, кто им окажется, важно, что он вообще есть.
«Я обречена на поражение».