И молодой герцог внимательно вглядывался в бесстрастное лицо Клода-Ламораля, поглощавшего оленину со спаржей.
На обратном пути в карете герцог де Люинь-старший внезапно сказал сыну:
— Через несколько дней вы станете мужем Марии-Франс-Ксавьеры Лихтенштейнской. Благодарите!
Юноша покорно приложился к отцовской руке и тут же спросил:
— Но, батюшка, кто же она? Я не знаю девицы с таким именем.
Герцог не замедлил разгневаться.
— То есть как это — не знаете?! Да вы же просидели с ней рядом весь обед!
Карл-Иосиф задумался, а потом, забыв о приличиях, громко расхохотался:
— Вы, наверное, шутите, батюшка. Этой девчонке нет еще и двенадцати!
— Ей пятнадцать, — сухо пояснил герцог. — А вам — напоминаю, коли забыли, — намедни исполнилось восемнадцать. Так что невеста как раз для вас. Надеюсь, вы не собираетесь оспаривать отцовскую волю?
Карл-Иосиф не собирался и спустя всего восемь дней женился.
«До свадьбы мы с моей маленькой женушкой не перемолвились ни словечком, — записал он в дневнике. — Вот как довелось мне совершить тот шаг, который многие почитают за самый важный в жизни. Несколько недель она забавляла меня, а потом стала безразлична…»
Свадьба состоялась в великолепном дворце Лихтенштейнов, одном из самых красивых зданий Вены. Произошло это 6 августа 1755 года.
…Приближалась первая брачная ночь. Несколько престарелых матрон из семейства Лихтенштейн торжественно поднялись на второй этаж дворца и скрылись в спальне молодых. Постель еще была не освящена, потому что прежде следовало положить кое-что под подушки, перины и покрывала.
— Ну вот, теперь бог наверняка услышит наши молитвы! — удовлетворенно сказала своим родственницам седовласая дама, и те согласно закивали и направились к лестнице. Если бы юный герцог знал, что именно проделали с его постелью эти женщины, он наверняка рассорился бы с ними. Но пока он ни о чем не догадывался и был занят тем, что изумленно смотрел на свое отражение в зеркале.
— Кровать освятили, и герцогиня уже возлегла на нее, — громогласно объявил слуга, одетый в цвета дома Лихтенштейнов.
Де Люинь вздрогнул, прошептал:
— Завтра же прикажу сменить все ливреи на наши цвета! — и обеими руками приподнял полы своего халата. Он был огненного цвета и расшит золотыми попугаями, сидевшими на маленьких зеленых деревьях. — Это он, — горестно прошептал Карл-Иосиф. — Значит, я не ошибся, и даже после свадьбы отец не стал менее рачительным. Что ж, ладно, в конце концов, моя жена еще ни разу не видела сие одеяние, в котором батюшка пережил не один десяток приступов подагры. Однако же и жарко в нем! Все-таки лето на дворе. Пойду. Пора исполнять свой супружеский долг… хотя эта рыжая рухлядь, ей-ей, напрочь отбивает желание.
И герцог решительно шагнул к двери, за которой стоял одетый с иголочки Клод-Ламораль. Он любовно одернул на сыне ветхий халат, сказал мимоходом:
— Как раньше шили, а? Сносу вещи нет! — и ввел новобрачного в опочивальню.
Молодой человек, стесняясь своего вида, быстро разделся и под взглядами добрых трех десятков приближенных и родственников юркнул в постель. Занавески задернули, свет погасили — и де Люинь обнял дрожавшую от страха и смятения жену.
Мария-Франс была не очень Привлекательна, но юность всегда свежа, и герцог не сомневался в том, что все пройдет замечательно. Однако тут-то и выяснилось, что именно оставили в постели молодых престарелые кумушки. Мощи! Ну конечно же, мощи святых, которые должны были оберечь от сглаза и сделать обоих супругов плодовитыми.
— Дорогая, это что, пряжка? — возмущенно вопросил Карл-Иосиф, когда ему в бок вонзилось что-то острое. — Неужели это нынче модно — пришивать к ночным рубашкам пряжки?!
— Н-нет, — робко ответствовала Мария-Франс. — Это не мое. Дайте-ка посмотреть.
И юные супруги с интересом оглядели оправленную в золото косточку из пясти святого Иоанна. Благоговейно положив ее на столик, Карл-Иосиф опять притянул к себе молодую герцогиню. Но тут он ощутил под собственными ягодицами какой-то посторонний предмет. С трудом удержав рвавшееся наружу проклятие, новобрачный извлек из-под одеяла косточку святого Галла. За ней последовали три волоска святого Иосифа и несколько ладанок.
— Наверное, это тетушки. Они очень хотят, чтобы у нас с вами были дети, — виновато прошептала Мария-Франс, видя, что молодой муж кипит от ярости.
— Думаю, бесполезно объяснять им, в каких именно случаях мощи святых действительно помогают, — сухо сказал герцог. — Скоро рассвет. Если дело пойдет так и дальше, то мы с вами останемся бездетными. Обнимите меня покрепче, сударыня!
Не успел де Люинь доказать-таки себе и Марии-Франс, что он — настоящий мужчина, как в опочивальню ворвались все те же пожилые дамы. Теперь им понадобились ночные рубашки молодых.
— Я хочу спать, — пытался втолковать теще, едва ли не силком стаскивавшей с него сорочку, Карл-Иосиф. — Вот встану утром и отдам вам ее.
— Да как же вы не понимаете, сударь?! — гневно всплеснула руками госпожа де Лихтенштейн. — Ведь моя дочь была только что лишена девственности! А если эти ночные одежды попадут в руки колдунов?!
Карл-Иосиф вздохнул и безропотно разоблачился. Супруга последовала его примеру. Она была такая сонная, что, кажется, вообще не поняла, что произошло. А вот герцогу спать расхотелось. Он накинул огненно-рыжий халат, вышел из спальни, позвонил камердинеру и приказал подать ему одеться. Молодой муж решил отправиться на охоту, которая всегда помогала ему избавиться от сплина.
— Ну и тоска же эта семейная жизнь! — проговорил он, сбегая по лестнице. — Сегодня вечером мы уедем в Белей. Там, я надеюсь, теща до нас не доберется.
И они уехали. В Праге герцог задержался, объяснив Марии-Франс, что ему надо уладить кое-какие денежные дела. Улаживал он их целых три дня, а помогала ему в этом одна хорошенькая гостиничная служанка — его давняя знакомая. Тем временем Мария-Франс обосновалась в фамильном мужнином замке, и ей там понравилось. Муж бывал дома только наездами, но времени на то, чтобы зачать очередного наследника, ему хватало.
Вскоре началась Семилетняя война, и герцог отправился в свой полк.
— Дорогая, теперь мы будем видеться еще реже, чем прежде, — сказал он жене перед отъездом. — Впрочем, дел у вас хватает, так что скучать вам особенно не придется.
Мария-Франс положила руки на свой округлившийся стан и улыбнулась.
— Возвращайтесь хотя бы к родинам, — попросила она. — Ведь трое детишек без вас на свет появились.
— Как получится, дорогая, как получится, — рассеянно ответил герцог и выглянул в окно. — Попону с Рамзая сними, я уже иду! — крикнул он конюху и опять повернулся к жене: — Прощайте. Может, напишу с дороги.
Герцог коротко кивнул, и спустя мгновение его шпоры уже звенели на каменных ступенях лестницы. Мария-Франс вперевалку подошла к столику, на котором лежала начатая вышивка, и тяжело опустилась в кресла. Скоро должны были привести детей. Отец простился с ними еще утром. Кажется, он не слишком любил их, но и излишне суровым не был… Женщина вздохнула и сказала вслух:
— Столько лет я уже замужем, а никак в толк взять не могу: отчего это позором считается, если девица так девицей и помрет? И без мужа скучно, и с ним не веселее. А Карл-Иосиф написал как-то в дневнике: «Зря я грешил на судьбу и ругал мою толстую и глупую супругу. Она столь добра и чувствительна, что беседы с ней иногда бывают забавны, а мое отсутствие она, кажется, и вовсе не замечает. Так что напрасно я полагал семейную жизнь обременительной. Можно устроиться и так, как я: чтобы жена не мешала, а наследники все-таки появлялись».
В общем, самая обычная история двух людей, которые вовсе не были привязаны друг к другу, но жили вместе, потому что так положено и потому что у них были дети. Карл-Иосиф всегда искал и находил удовольствия на стороне, и его многочисленные любовницы и любовники великодушно прощали ему все измены и странности. Конечно, их удивляло, что герцог никогда не ложился в постель, основательно ее не перетряхнув, но мало ли у кого какие причуды! И никто не догадывался, что всему виной были мощи святого Галла, святого Иоанна и святого Иосифа…