Практика, которую я прошел в свой первый приезд в Колд Спринг Харбор-скую лабораторию, оказалась для меня решающей. Я вернулся к экспериментам, избавившись от психологического страха, охватывавшего меня при первой мыс-лио том, что неплохо бы приступить к работе руками. Был и еще один важный положительный урок Яши, значение которого я понял, возможно, не сразу, но который и тогда и позже помогал переносить трудности и жизненные невзгоды. Я имею ввиду заряд оптимизма и спокойствия, которые исходили от Глузмана и которые он умел передать окружающим. Высоченный здоровяк Яша унаследовал от родителей не только мощную комплекцию, но удивительную жизнестойкость. Эдакий супермен с неистребимой улыбкой, не теряющийся ни при каких обстоятельствах и без суеты и дежурной спешки умеющий своего добиваться.
Когда я сейчас вспоминаю Яшу, особенно его жизнелюбие, спокойствие и уверенность в себе, всегда холодок охватывает сердце при мысли о том, каким жутким оказался конец этого замечательного человека и выдающегося ученого. Ему было около сорока, когда из-за постоянных размолвок с Ритой, его столь же сильной по характеру, как и он, женой, Яша решил от нее уйти. Рита выписала из Средней Азии двоюродного брата и уговорила его помочь физически уничтожить бывшего мужа (нельзя исключить, что не одно лишь чувство ревности, но и холодный финансовый расчет двигали ею). Со своим кузеном она дождалась одиннадцати вечера, когда Яша возвращался домой с работы в снимаемую им квартиру, позвонила. Яша им, конечно, открыл дверь, и тогда они зарубили его топорами, потом расчленили тело на сотню кусков, причем даже срезали аккуратно кожу с пальцев, чтобы полиция не смогла узнать, кем был убитый, а потом попытались сбросить пластиковые пакеты с кусками его тела в реку. За этим занятием полицейский, случайно проезжавший мимо, арестовал кузена, а через неделю была схвачена и Рита, ночевавшая в домиках для гостей на территории Колд Спринг Харборской лаборатории.
Но пока он был жив, он всегда олицетворял собой уверенность и умение держаться на ногах. Много раз он демонстрировал и мне, и Нине это свое замечательное свойство устойчивости при любой качке. При завершении первой нашей личной встречи в Нью-Йорке, когда он и Алик Гольдфарб пригласили нас вечером в русский ресторан в центре Манхэттена, Яща предложил подвезти нас на своей машине в дом, где мы должны были заночевать у дальних родственников. Их дом был в пригороде Нью-Йорка, в поселке, где жили очень богатые люди и где поэтому никакого уличного освещения нет (чтобы не создавать этим светом удобств для жуликов, воров и хулиганов). Я перед выездом позвонил своему родственнику и, передав трубку Яше, дал возможность ему самому узнать, как ехать. Но в хитросплетении аллей мы запутались, все особняки выглядели одинаково, все были колониального стиля (я так понимаю, что это не английское, а американское определение и происходит не от слова колония, а от слова колонна — иными словами, дома с колоннами у входа). Мы с Ниной начали нервничать, ведь мы задерживали и Яшу, и не давали уснуть нашим родственникам, чем дальше, тем больше нас охватывала просто паника, а Яша совершенно невозмутимо повторял: «Спокойно! Спокойно! Ничего страшного не произошло!» и продолжал методично свои поиски, в конце концов увенчавшиеся успехом.
Любимой присказкой Яши была такая:
— Валера, я вам уже сто раз говорил: что главное в жизни? Здоровье! Так перестаньте дергаться. Прежде всего берегите здоровье.
На следующий день после возвращения из Колд Спринг Харборской лаборатории Колатгакуди торжественно объявил мне, что он слегка подвинул постдоков с насиженных мест и выделяет мне одну из ячеек в огромном лабораторном зале Центра биотехнологии, так что теперь у меня есть собственное лабораторное место. Надо было обрасти самыми необходимыми приборами, реактивами, всякими мелочами, чтобы начать работу. На этот счет была дана команда помощнице Колатгакуди Линде, про которую в самом начале моего пребывания в Центре Папачан сказал, что она работала лаборантом у него с самого начала его карьеры, была с ним в Вашингтонском университете и что ее единственную он переводит с собой на всякое новое место.
Сказать, что Линда была человеком приветливым, можно было только по неопытности. Грубая и на вид примитивная дама не толстой, но крайне плотной конструкции, украшенная многочисленными разноцветными наколками на плечах и ногах (эти места Линда особенно любовно выставляла напоказ, щеголяя в открытых майках и коротеньких шортах), она по уикендам появлялась в Центре в сопровождении коротышки-мужа в ковбойском наряде, огромной собакой овчаркой и с сигаретой в зубах. Впрочем, курила она и на протяжении всего дня, хотя во всем университете было вроде бы железное правило, запрещающее курить внутри зданий.