С того времени, как я начал эксперименты, отношение ко мне Колатгакуди и некоторых других людей в Центре слегка изменилось. Они видели теперь меня работающим за лабораторным столом, а не только горбящимся у компьютера над русским текстом или копирующим сотни страниц (в основном тоже напечатанных по-русски) на ксероксе в дирекции. У нас даже как-то возник с Колатгакуди разговор о будущей жизни (я не спрашивал про возможность получить теньюр, речь шла об абстрактной будущей жизни), и Папачан сказал мне:
— Все ваши прошлые работы, пусть даже цитируемые и по сей день, ничего для вас не значат. Они как бы мертвы. Как только вы закончите первое самостоятельное исследование здесь, в Штатах, опубликуете первую статью, сами собой активируются и все старые достижения. Нужна лишь первая публикация, без этого никто не будет даже вспоминать прошлые заслуги.
Такие разговоры, конечно, подстегивали меня и прибавляли энергии.
На следующий год летом Глузман еще раз мне помог. Уже много лет было заведено, что каждое лето в Колд Спринг Харборе организуют международные курсы по освоению новых методов в различных областях молекулярной биологии. Один из наиболее успешных и пользующихся огромной популярностью курсов — «Молекулярное клонирование у эукариот». Самые совершенные методы генетической инженерии и анализа генов на молекулярном уровне включены в данный курс, и участники день за днем осваивают метод за методом практически: своими руками под руководством инструкторов ведут эксперимент за экспериментом. Число мест для курсантов каждый год определяется просто: числом рабочих столов в комнате, где будет идти курс. В нашем случае это была комната с девятью столами, за каждым работало по два человека, следовательно допустить к курсам могли только 18 человек, и была серьезная конкуренция за места. Как правило, предпочтение отдают ученым из стран третьего мира и небольшому числу американцев. Глузман уговорил руководителя курсов, профессора Фреда Альта, включить в группу меня. Альт согласился, но теперь еще нужно было решить вопрос с оплатой участия в курсах: за это участие надо было отдать несколько тысяч долларов, а брать их с недавнего эмигранта и Яша, и Фред не решались. Яша снова обратился к Уотсону, и тот скостил мне цену вдвое.
Эти курсы оказались для меня исключительно важными. В кратчайший срок я сумел освоить большинство передовых процедур, которые были так нужны мне в повседневной научной жизни.
11. Первый грант
Потихоньку я приступил к экспериментам в Центре биотехнологии, начав делить рабочий день на две неравных части: две трети времени проводил за лабораторным столом, а треть оставлял на подготовку книги к изданию. То, что я начал вести опыты по бесклеточной репликации ДНК вирусов, произвело впечатление на многих коллег (дело было относительно новое, и в университете никто не владел пока этими методиками), но все-таки еще часто я спотыкался, иногда на сущих пустяках. Надо было обращаться за советами, искать помощи, я обращался то к одному, то к другому из сотрудников Центра, пока не нашел в одном из молодых заведующих лабораторией в Центре настоящего друга. Роберт Гарбер, сын известного в США профессора-биолога, закончил престижный Кор-нельский университет, был прекрасно образован, удивительно воспитан и мягок. В повседневной жизни в Штатах принято использовать уменьшительные имена, в соответствии с этой традицией, Гарбера звали Робом. Он свободно владел всеми нужными для специалиста его уровня методами, увлеченно работал, и потихоньку я стал проводить много лабораторных часов в его уютной лаборатории.
Колатгакуди это не понравилось. В один из дней он попросил меня зайти в кабинет и стал расспрашивать об опытах и результатах. Затем без обиняков он перешел к нашей дружбе с Гарбером и сказал:
— Вам не стоит взаимодействовать с Гарбером. Эти молодые люди еще должны себя показать, пока их вклад в науку ничтожен. Да и зачем вам какая-то помощь. У вас и самого дела идут неплохо. Я думаю, от содружества с Гарбером надо отказаться.
Почему возникла неприязнь директора к Робу, я не знал, но по любым масштабам слова о ничтожности вклада Гарбера в науку не соответствовали истине, что-то чересчур личное скрывалось за этой неприязнью.
К тому времени я уже знал, как надо поступать в таких случаях в Америке. Если у вас есть аргументы, то лучше что-то возразить сразу, в таком случае противная сторона либо найдет аргумент посильнее вашего, либо согласится. Тупого упрямства наружу никго выставлять не будет. Поэтому я возразил, что мне приходится трудно в повседневной жизни, так как за любой мелочью приходится обращаться к Линде, а она в семидесяти процентах случаев либо отвечает отказом, либо затягивает выдачу просимого на неопределенный срок. В то же время у доктора Гарбера свой бюджет, и в рамках этого бюджета он может оказывать мне посильную помощь в тех случаях, когда дело с Линдой пробуксовывает.