Карен Темплтон-Берджер
В атмосфере любви
Об авторе
В юности Карен Темплтон-Берджер мечтала стать балериной. По ряду причин мечта осталась неосуществленной. Но театр не отпускал, и она занялась дизайном театральных костюмов и декораций.
С 1996 года Карен полностью посвятила себя писательскому труду. Сейчас она живет в Альбукерке, штат Нью-Мексико, с мужем и пятью детьми. «В атмосфере любви» — ее первый роман, написанный специально для серии «Скарлет».
ПРОЛОГ
— Какой чудесный запах! Я умер и попал в рай, или же Мэгги опять испекла то самое шоколадное печенье, которое никто не умеет готовить, кроме нее?
Гвин резко вскинула голову, едва не поперхнувшись. От неожиданности надкусанное печенье застряло у нее во рту, как письмо в щели почтового ящика.
Он здесь!
— Алек! — в унисон воскликнули бабушка и Мэгги.
Обе бросились навстречу молодому человеку, которого ее дед и бабка давно уже считали своим приемным внуком. Гвин торопливо жевала печенье, глядя, как ее щуплая бабушка и гораздо более рослая и крепкая экономка Мэгги восторженно обнимают вошедшего. Эти бурные проявления радости опровергали все стереотипные представления о сдержанности и замкнутости, якобы свойственной всем без исключения уроженцам Новой Англии.
— А почему ты дома, Алек? — спросила бабушка, приглаживая рукой серебристые прядки. — Я думала, ты все каникулы будешь преподавать в летней школе.
Хотя волосы Эйлин Робертс давно поседели, на ее лице, несмотря на семьдесят лет, почти не было морщин. Светло-карие глаза пожилой женщины смотрели на приемного внука с нескрываемым обожанием.
Услышав теплый смех Алека, Гвин непроизвольно поджала пальцы босых ног под кухонным столом. Давясь, она наконец проглотила печенье и залпом выпила полстакана молока. В конце концов, мне всего лишь шестнадцать и слишком рано думать об этом.
И к тому же она слишком умна, чтобы позволить Алеку или кому-то другому догадаться о том, что она чувствует. И о том, что он единственный человек, на которого она реагирует подобным образом.
Как будто ему не все равно. Он уже две минуты как дома и до сих пор не обратил на нее внимания. Вот если бы у нее была большая грудь. Или голубые глаза. Вот тогда бы он заметил. Может быть…
— Не волнуйтесь, меня не выгнали. Я по-прежнему собираюсь преподавать, — сказал Алек, отвечая на вопрос. Ласково обняв старушку за хрупкие плечи, он подвел ее к буфету. Туда, где стояло блюдо со знаменитым печеньем. Так и не взглянув на Гвин, Алек взял печенье и с удовольствием отправил в рот.
— Занятия в летней школе начнутся только через две недели, — жуя, пояснил он. — Я решил провести их дома. Экзамены были чертовски утомительными, и мне нужен отдых.
Чертовски утомительны. Типичное выражение Алека.
Облокотившись о стол, Гвин задумчиво подперла щеку ладонью. Если честно, то она ведет себя, как двенадцатилетняя девчонка, тайком вздыхающая о каком-нибудь киноактере.
Но кто сможет упрекнуть ее за это? Разве он не стоит того, чтобы о нем вздыхали? Она скосила взгляд в сторону Алека. Легкая спортивная куртка, рубашка с расстегнутым воротом, рыжеватые волосы, подстриженные короче, чем обычно (видимо, на лето, решила Гвин), классические черты лица. И очки в черепаховой оправе, единственная деталь, которую она была согласна изменить в облике того, кто так волновал ее сердце.
Алек по-прежнему не замечал ее. Гвин снова вздохнула. Ее слишком большой, чтобы быть красивым, рот скривился от досады. Господи, да что это с ней?
Заметив на себе хмурый взгляд Мэгги, Гвин выпрямилась и стряхнула с платья крошки. Видимо, Мэгги считает, что она опять ведет себя неподобающим образом. Как та говорит, «таращит глаза». Привычка, от которой Мэгги и Нана, как звала бабушку Гвин, отчаялись ее отучить. Гвин уже хотела было отвернуться, но в этот момент Алек наконец-то посмотрел на нее.
И все пропало.
Глаза манящего зеленого цвета, цвета лесной чащи, влекли ее к себе. Ее дом, подумала она с меланхолической грустью первой любви, вовсе не эта столетняя гостиница, где она жила с детства. Ее дом — в его глазах. Но Алек никогда не узнает об этом. Она ему не скажет…
— Привет, Сверчок, — негромко сказал он, и от его улыбки словно какая-то пружина начала закручиваться тугим завитком. — Разве ты не рада, что я приехал?
И он широко развел руки.
Не успев сообразить, что она делает, Гвин вскочила из-за стола и бросилась в его объятия. Она обвила руками его шею, потом привстала на цыпочки и поцеловала в губы, прижимаясь к нему всем телом.
Она буквально спиной почувствовала, что те, кто наблюдал за этой сценой, безмолвно открыли рты. Но и тот, кто стоял перед ней, был ошеломлен не меньше.
Алек мягко разнял ее руки и отступил на шаг. Он улыбался ей — как обычно, как в детстве. И все-таки на этот раз улыбка была чуть-чуть другой и зеленые глаза тоже смотрели иначе. В их темной глубине было нечто, чего Гвин не могла понять. Хорошее, плохое — этого она тоже не знала. Но все ее тело начало беззвучно гудеть. Это было опасно — еще опаснее, чем все остальное.
— Сверчок… — выдохнул Алек.
Его голос слегка дрожал. Гвин смотрела на него округлившимися от удивления глазами. Неужели он чувствует то же самое — этот неслышный гул, эту невидимую дрожь? Но Алек перевел взгляд на ее наряд. Его улыбка дрогнула.
— Что я вижу? Ты надела платье? С тобой все в порядке?
Гвин приложила все силы, какие у нее только были, чтобы не покраснеть. Она рассмеялась, хрипловато и слегка натянуто, потом отступила на шаг назад и повернулась кругом. Тонкий полупрозрачный шифон взвился вокруг ее ног, атласная нижняя юбка всколыхнулась, легко щекоча кожу.
— Мне сшили его по случаю свадьбы Элли Стоун. А сегодня Нана заставила меня примерить его. — Гвин одной рукой откинула назад волосы, отчетливо понимая, что этот жест получился неожиданно женственным (что было совсем не характерно для нее) и в то же время робким (что было весьма некстати). — Что скажешь?
— Пожалуй, дедушке следует получше присматривать за тобой, — странным голосом сказал Алек. — Ты становишься слишком хорошенькой. Держу пари, что у тебя нет ни одного свободного субботнего вечера.
— Да, ей все время звонят, — вставила Мэгги, подняв голову от раковины, где она мыла противни из-под печенья. — А она…
— А мне ничего не остается, как выбирать те предложения, которые мне больше нравятся, — перебила Гвин, бросив на Мэгги предостерегающий взгляд. Она вскинула голову и положила руку на угловатое бедро. Затем изобразила на лице пресыщенную улыбку, предназначенную Тому-Кто-Так-Невнимателен. — Меня даже приглашали на выпускной бал старшеклассников, — сказала она.
И с удовлетворением отметила, как поползли вверх его брови. Он назвал меня хорошенькой, стучало у нее в голове.
— И ты действительно ходила на бал?
Ему это в самом деле интересно, или он спросил из вежливости? Поверил ли он в то, что мальчишки все время приглашают ее на свидания?
— Ходила, — ответила за нее Нана, обнимая Гвин за талию. Даже босиком Гвин была на два дюйма выше бабушки. — Правда, нам пришлось долго успокаивать дедушку, — добавила старушка.
Алек снова с улыбкой посмотрел на Гвин.
— Поппи по-прежнему чрезмерно строг?
— Я была, наверное, единственной девушкой на балу, которой было велено вернуться домой до полуночи, — сердито сказала Гвин, скрестив на груди руки.
То, что сделал Алек в ответ на ее слова, было просто возмутительным: он протянул руку и пощекотал ее под подбородком!
— Перестань дуться, Золушка ты наша. У тебя все еще впереди. Не спеши стать взрослой.
И не обращая больше на нее никакого внимания, он засунул руки в карманы брюк и вразвалку — да-да, именно вразвалку — направился к Мэгги. Прислонившись к буфетной стойке, он завел с экономкой увлеченную беседу о делах соседей и о том, что произошло здесь за то время, пока он отсутствовал.
Гвин продолжала стоять со скрещенными на груди руками. Она была готова убедить себя — хотя бы на мгновение — в том, что ненавидит Алека. В первый раз за всю свою сознательную жизнь она была не в состоянии разобраться в своих чувствах, не знала, как действовать, что предпринять. Да, ей звонят приятели. Не так часто, как можно было подумать со слов Мэгги. На самом деле она редко ходила на свидания. Одноклассники и даже старшеклассники в школе — они все еще такие дети. Грубые, неотесанные мальчишки.