Несколько дней назад Марианна прислала заявление об увольнении. Она нашла себе место в другой школе, поближе к родителям, и написала, что не вернется. Вот если бы Гвин заняла ее место! Но та все чаще заговаривала о своем возвращении в Нью-Йорк. Видно, занимаясь с детьми постановкой пьесы, она еще явственнее осознала, как ей не хватает сцены. Да, театр у нее в крови. Что Алек может сделать, чтобы изменить ситуацию? Ничего.
После того, как Гвин начала работать, они лишь однажды сумели остаться наедине. В воскресенье после обеда она пришла к нему домой якобы для того, чтобы помочь с какими-то школьными делами. Но эта их тайная встреча получилась несколько скомканной, будто оба боялись, что в любую минуту может заявиться Мэгги.
Алек понимал, что в тех отношениях, которые связывали их сейчас, переплелось несовместимое — постоянство и незыблемость с эфемерностью. Это, конечно, неправильно. Но сделать что-то, чтобы изменить ситуацию, он не мог.
Да, он жаждал, чтобы Гвин осталась с ним, но в то же время он ни в коем случае не хотел лишать ее шансов на успех. А потому не позволял себе говорить о своих истинных чувствах к ней.
Не сказал он ей и о племяннике Мирты и Виолы, о том, чем тот занимается. Алек и сам не знал этого до сегодняшнего утра. Он стоял у машины и ждал Гвин, когда подошла Виола с просьбой встретить племянника и его семью на вокзале в шесть часов вечера. О его роде занятий она упомянула вскользь:
— Знаете, он ведь продюсер.
— Вот как? — пробормотал Алек, позевывая. — И чем же он конкретно занимается?
Виола хихикнула и ткнула пальцем его в руку выше локтя. На ее голове покачивались розовые бигуди с тщательно накрученными на них прядями голубых волос.
— Телевизионные шоу. Комедии. Он сказал, что как раз начинает сейчас новый проект. Главные роли уже распределены, а вот на второстепенные они набрали еще не всех актеров и после Рождества начнут пробы в Нью-Йорке. Это будет новое шоу Сьюзен Махони.
Алеку потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто это такая. Ну да, Сьюзен Махони, популярная голливудская киноактриса, лет сорока, с неординарным чувством юмора.
— Сьюзен Махони выступает в его телешоу?
— Брайан говорит, что она ищет себе постоянное занятие в Нью-Йорке, поскольку только что вышла замуж за этого журналиста из Си-эн-эн, — как же его зовут? — ах, да, за Питера Баррона. Поэтому они сейчас готовят пилотный выпуск нового шоу. Так сказал Брайан.
Получив согласие Алека встретить ее племянника, Виола удалилась. Он уселся в «блейзер» и, глядя сквозь ветровое стекло куда-то в пространство, задумался. В его еще не окончательно проснувшемся мозгу начала вырисовываться идея: а что, если этот Брайан Ньюман найдет роль для молодой актрисы, чья улыбка способна растопить декабрьский лед на озере Уиннисквэш?
Затем из дома выбежала Гвин. Она с трудом просыпалась по утрам. Если не считать того первого утра, когда ее возбуждение можно было объяснить избытком адреналина, накопившимся за выходные, по дороге в школу Гвин обычно дремала. Алек привык к ее полусонному молчанию и был рад тому, что у него есть время обдумать то, что сказала Виола. И составить некий план.
Ему вдруг пришло в голову, что все это напоминает сценарий старого фильма. Талантливая девушка из провинциального городка, телепродюсер, случайно остановившийся в маленькой гостинице… Все слишком уж похоже на «мыльную оперу». Но упускать такую возможность нельзя. Он в ответе за счастье Гвин. Эта мысль поразила Алека еще тогда, в первое утро после ее возвращения, когда они вместе ездили верхом. Он должен сделать все, что в его силах, чтобы она была счастлива. И в ее радости найдет свое удовлетворение…
Позади него скрипнула дверь, возвещая о приходе первого из родителей. Гвин хлопнула в ладоши и собрала труппу вокруг себя, чтобы сказать каждому из детей несколько напутственных слов. Тем временем подошли остальные мамы и папы. Дети рассеялись, собирая свои вещи, и через несколько минут зал опустел.
Гвин, с довольным выражением на лице, медленно направилась к Алеку по проходу между рядами кресел. При виде ее огромных глаз на бледном лице, которое казалось еще более бледным на фоне черного шерстяного свитера, его сердце учащенно забилось. Гвин опустилась в кресло соседнего ряда и с улыбкой вздохнула.
— Ты довольна? — спросил Алек, ероша рукой ее короткие волосы.
— Перестань. — Она шлепнула его по руке, потом схватила ее и зажала между щекой и плечом. — Да. Довольна.
Он еще не встречал женщины столь великодушной и искренней во всех своих проявлениях. Детская доверчивость и взрослая решительность одновременно. Ему всегда нравилась ее открытость. Она, прирожденная актриса, никогда не вела темных игр.
Алек осмелился коснуться губами ее шеи. При мысли о том, что им осталось быть вместе всего две недели, у него сжалось сердце. Даже если визит Брайана Ньюмана ничего не даст, Гвин все равно уедет. И он сам, как последний глупец, заплатит по счету.
— От тебя так чудесно пахнет, — прошептал он. — Что это за аромат?
Она слегка вздрогнула и тихо рассмеялась.
— Шерсть.
— Правда? — Алек осторожно отогнул высокий ворот свитера и поцеловал ее в шею пониже мочки уха. Он обожал целовать это место. Так же, как и все остальные места. — Один из самых сексуальных запахов, которые мне довелось обонять, — пробормотал он, перемещая губы к подбородку.
Звонкий смех зазвенел в пустоте зала. Она села рядом с ним, и он обнял ее за плечи. Так они молча сидели некоторое время. Гвин нежно гладила его пальцы. Она и в самом деле похожа на одно из тех диких лесных созданий, которых я частенько спасал и лечил в детстве, подумал Алек. А их обязательно надо выпускать на волю, когда они выздоровят и окрепнут. Держать таких взаперти — жестоко, нечестно и эгоистично.
— Знаешь, ты был прав насчет детей, — сказала Гвин. — Они замечательные. — Она помолчала, потом со смехом добавила: — И я даже наконец поняла, почему роман «Грозовой перевал» получил такие хвалебные отзывы в свое время.
Алек прижался губами к ее виску. Прядь волос, которые потихоньку начали отрастать, встала торчком над ухом, и он нежно расправил ее.
— Я соскучился по тебе.
Гвин повернулась к нему, в ее глазах плясали озорные огоньки.
— Мы видимся каждый день. И не забывай про воскресенье.
— Это было фиаско.
Слегка отстранившись, Гвин внимательно посмотрела ему в глаза, потом провела рукой по его волосам.
— Не говори глупостей, все было замечательно. — Услышав его недоверчивое хмыканье, она проговорила, тщательно взвешивая слова: — Знаешь, Алек… быть рядом с тобой — это уже замечательно. В любой ситуации. Всегда.
Алек с усилием отвел взгляд от лица Гвин, которое говорило больше, чем она хотела сказать, и поцеловал ее пальцы. Ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и не дать себе сказать что-нибудь такое, о чем он потом пожалел бы. Они оба балансировали на той грани, когда двое с легкостью дают друг другу глупые, необдуманные обещания, основанные на душевных порывах и игре гормонов, а не на реальностях бытия. Он докажет, как заботится о ней. Но не скажет и не сделает ничего такого, что может погубить ее мечты.
— Думаю, тебе понравится мой рождественский подарок.
— Подарок? — Ее брови взлетели вверх на целый дюйм. — Алек, нет! Ты же знаешь, я ничего не смогу подарить тебе в ответ. Зачем ты ставишь меня в такое положение?
— Успокойся, пожалуйста, — со смехом сказал он. — Это подарок для нас обоих.
Гвин наморщила лоб.
— Не понимаю.
— Помнишь то свидание, которое было условием нашего пари? У нас ведь его так и не было.
— В свете того, как развивались события, оно потеряло значение.
— Я так не считаю. Дав обещание, человек обязан его сдержать. Я забронировал место в «Ритц-Карлтоне» на субботу после Рождества.