Ангус наблюдал за ней, с непривычным терпением ожидая, что она скажет дальше. Мэгги повернулась и встретилась с ним взглядом. На его лице была озабоченность, да, но та угрюмость, которая появилась в его чертах после смерти жены, куда-то исчезла.
Нет, Ангус Робертс оттаял не потому, что его полюбили. А потому что сам полюбил. Мягкое тепло начало растекаться по ее телу, согревая, как добрый глоток бренди в холодную ночь.
— Понимаете, без вас, без Алека и даже без сестер Ньюман это место перестанет быть для меня родным. Для меня это уже давно не работа. Для меня это жизнь. Если бы я осталась здесь без тех, кого люблю… — Она порылась в раковине в куче картофельных очистков и извлекла нож. — Я бы умерла, Ангус.
Немного смущаясь, он встал из-за стола и, стуча палкой и вполголоса чертыхаясь, подошел к ней.
— Так, значит, это хорошо, что я не продаю гостиницу? — спросил он.
— Очень хорошо, — улыбнулась она.
— Ну и что же дальше, Мэри Маргарет? Вы готовы к тому, что за вами будет ухаживать старый ворчливый чудак?
— О ком вы говорите? — спросила она, смущенно краснея, и хихикнула.
Но поцелуй заставил ее замолчать.
— О Боже… — пробормотала она, когда он разжал объятия. — О Боже…
— Можно подумать, что вас никогда до этого не целовали, — заметил Ангус с лукавым блеском в глазах.
— Это было давно. Очень давно. О Боже…
— Тогда придется заново привыкать, — серьезно сказал он, и Мэгги лишь кивнула в ответ. — Может, пока не станем говорить об этом детям? — На этот раз она кивнула энергичнее. От его улыбки у нее задрожали колени. — Что, если мы поженимся весной? — подытожил с улыбкой Ангус.
Сначала у Мэгги перехватило дыхание. А потом она захихикала, держась за раковину, чтобы не упасть.
— Хорошо, — сказала она, и его улыбка стала еще шире, ну просто от уха до уха.
Алек ничего не мог поделать с собой. С той минуты, как Гвин сняла пальто в ресторане, он не отрывал взгляд от ее грудей. Гвин заметила это, вспыхнула и просияла.
— Правда, симпатичные? — Она посмотрела на них, как мать на новорожденных близнецов. — Лави нашла их в ящике своего комода. Пожалуй, я дам им имена.
— Я не буду спрашивать, как… — Алек весело хмыкнул.
— И не надо. Думаю, все секреты скоро будут раскрыты.
Он дотянулся через стол и взял руки Гвин в свои. Ее лицо, такое знакомое, было сегодня немного иным. Высокие скулы, бездонные глаза, атласная кожа. Она носила свою только что обретенную элегантность с такой же естественностью, как до этого носила огромного размера свитера и потертые джинсы.
— Даже женщины смотрят на тебя, — прошептал он и наклонился ближе. — Если бы Леонардо Ди Каприо увидел тебя в таком виде, бедный мальчик потерял бы сознание от всплеска гормонов.
— Гм. — Гвин была явно польщена. — А как у тебя с уровнем гормонов?
— Скоро узнаешь, — сказал он, целуя кончики ее пальцев.
Она хихикнула и убрала руки. Но как только она отвела взгляд в сторону, ее настроение изменилось так же незаметно и непредсказуемо, как погода в Нью-Гемпшире. Алек догадался об этом, наблюдая, как она нервно вертит в руках ножку бокала для воды и время от времени рассеянно теребит бахрому волос на шее.
— Гвин…
Их глаза встретились.
— Может быть, это звучит банально… Но я давно не был так счастлив, как в этот последний месяц.
— Я тоже.
Он снова взял ее за руку.
— Пусть сегодняшний вечер будет особенным. Пусть он будет полным совершенством.
Их пальцы сплелись, но Гвин ничего не говорила и не смотрела на него в течение нескольких секунд. Затем подняла глаза и сказала с грустной улыбкой, поднеся их сплетенные руки к своей щеке:
— Совершенство — это иллюзия.
Его сердце замерло в груди.
Появился официант, принял заказ, и настроение Гвин изменилось снова. Целый час они ели, пили вино, весело болтали, даже смеялись. Делали вид, что все хорошо.
Еще одна ночь. Еще одно погружение в рай, с грустной улыбкой думал Алек. Завтра он посадит Гвин на поезд, который унесет ее из его жизни. Но мы же с самого начала знали, что наш роман будет недолгим, напомнил он себе. Что его конец неизбежен.
Снова появился официант и спросил, хотят ли они чего-нибудь на десерт.
Еще одна ночь…
Алек поймал жаркий взгляд Гвин и прочел ее мысли.
— Нет, ничего, — сказал он официанту. — Счет, пожалуйста.
Гвин почти удалось заставить себя не думать о том, что эта ночь — последняя. Но она решительно вознамерилась получить все возможное наслаждение — и достигла в этом успеха. Спать по ночам она будет всю оставшуюся жизнь, но только сегодня она может спать с Алеком. Точнее, не спать, а заниматься совсем другим.
Он необычайно хорош в этом другом, с удовлетворенным вздохом подумала она. Не зря она надела эту штучку с бронзовыми кружевами. И французские трусики-бикини. Надо же! Оказывается, это действительно работает. До сих пор она считала, что все это выдумки — так, рекламная акция производителей нижнего белья.
Их руки и ноги были так переплетены, что она не знала, где чья. И не слишком беспокоилась об этом. Ленивым взглядом она обвела комнату, освещенную дюжиной белых свечей. И украшенную цветами. Дюжины роз, в основном белых, отчасти белых с розовым. Когда они вошли в номер, Алек напомнил ей, что цветы были частью уговора о свидании. И еще сказал, что белые с розовым розы напоминают ему ее — нежные, но с шипами. Она рассмеялась. И еще больше растаяла.
— Послушай, Алек, — проговорила она, скользя кончиками пальцев по его лопатке, — меня гложет любопытство: а зачем здесь столько свечей?
Алек приподнялся на локте над ней. Все еще внутри нее. Мысль о том, что она никогда больше не испытает такой близости… Она передвинула руки вниз и обхватила его ягодицы, словно желая удержать на месте.
— Зачем? — Он задумался, потом покачал головой. — Мне кажется, они говорят сами за себя, разве нет? — проговорил он, нежно касаясь губами ее подбородка.
— Может быть. — Она слегка пошевелилась под ним и улыбнулась, почувствовав его отклик. — Думаю, коридорные ухмылялись, а?
— Еще бы. — Он поцеловал ее, очень нежно, и погладил по щеке большим пальцем. Потом посмотрел на нее. Уголки его рта опустились вниз. — Наверное, нам надо поговорить.
Его слова застали ее врасплох. Поговорить — означает посмотреть в лицо реальности. Признать то, что она не хотела признавать. О чем она не хотела слышать. Сейчас все было замечательно, все было идеально вопреки ее собственным словам, что совершенство — лишь иллюзия. Она хотела запомнить эту ночь такой, какой она была сейчас.
— Может быть, потом, — сказала она, стараясь, чтобы ее слова прозвучали легко.
Гвин взглянула ему в глаза, и у нее перехватило дыхание. Она растворилась в его взгляде, боясь шелохнуться, боясь дышать, чтобы не разрушить очарование.
— Можно, я открою тебе один секрет? — проговорил он наконец.
Она кивнула.
— Помнишь то лето восемь лет назад, когда я приехал домой из колледжа? На тебе было тогда такое воздушное платье…
— Белое с большими розами?
— Да. Это. И ты была на кухне, ела шоколадное печенье…
— А ты не обращал на меня внимания.
Возникла пауза.
— Делал вид, — сказал он.
Еще одна пауза.
— И когда ты наконец признал мое присутствие, я подбежала и поцеловала тебя.
Алек провел пальцем вдоль ее ключицы.
— И ты поцеловала меня. — Он улыбнулся. — Ты помнишь? — Она кивнула. — Я только успел подумать: стоп! Нельзя! А мне так хотелось, чтобы было можно.
Гвин с минуту изучала его лицо, освещенное неярким колеблющимся светом.
— Так, значит… ты тоже что-то чувствовал?
— Это было подсознательно. Но тогда было не время.
Вот и теперь не время. И всегда так.
— А сейчас? — все же спросила она почти шепотом, чтобы он не услышал, как дрожит ее голос.
— Сейчас… Я до сих пор не знаю, правильно это или нет, дорогая. Это не имеет значения. Просто это… было.