От нее не ускользнуло прошедшее время. Он сказал — было. Он не сказал — есть.
Я люблю тебя! — хотелось закричать ей, когда он с силой прижался губами к ее губам и властно положил руку на грудь. Я не хочу, чтобы это кончалось!
Видимо, он тоже этого не хотел. Гвин купалась в его долгих нежных ласках, как в теплой ванне, заставляя себя не спешить, наслаждаясь каждым мгновением.
Он повернулся на бок, увлекая ее за собой. Гвин изогнулась, без слов предлагая ему свою грудь, постанывая от удовольствия, пока он ласкал ее возбужденные соски. Его губы творили чудо; трепет пробежал по ее телу, когда он медленно и нежно обвел сосок языком, а потом полностью захватил его ртом. Волны дрожи все сильнее охватывали ее, наполняя лихорадочным желанием.
Она толкнула его на спину и завладела им, вскрикнув от блаженного ощущения, что он так глубоко внутри нее, что он до такой степени часть ее. Она хотела сохранить это чувство полного слияния, чувство единого целого. Словно прочитав ее мысли, он сделал движение вверх, проникая еще глубже, заставляя ее трепетать от предвкушения блаженства. Она оседлала его, а он обхватил руками ее груди, унося в чудесный, захватывающий и ослепляющий эротический вихрь чистого восторга.
Его имя — не то как смех, не то как стон — вырвалось из ее груди, и все чувства разлетелись на миллион сверкающих вспышек, которые искрились, мерцали и не хотели возвращаться на место. Она со вздохом упала ему на грудь, чувствуя, как бьются их сердца.
Мой Алек… Он поцеловал ее волосы, потом нежно поднял и уложил рядом, обнимая. Никто из них не сказал ни слова.
Гвин прижалась к его груди, вдыхая его запах и отчаянно отгоняя мысль о том, что если он скажет, что любит ее, если он попросит выйти за него замуж, она уедет вместе с ним в Лейквуд и пошлет к черту это прослушивание. Пошлет к черту свою карьеру.
Это минутная слабость, сказала она себе. Завтра, проснувшись, я буду думать совсем иначе. Завтра…
Ей показалось, что он что-то сказал, кажется, спросил ее, спит ли она. Слишком сонная, чтобы отвечать, она не шелохнулась. О чем бы Алек ни хотел поговорить, все это подождет, решила она.
— Что я буду делать без тебя? — прошептал он.
Когда она осмелилась посмотреть на него, он уже спал.
ГЛАВА 16
Алек вернулся домой, и Мелвин громко высказала ему свое возмущение его долгим отсутствием.
— Помолчи, противное животное, — пробормотал он, перешагивая через кошку, трущуюся у его ног. — Насколько я знаю Мэгги, она давала тебе вдвое больше еды, чем положено.
Кошка невозмутимо признала взглядом его правоту и прошествовала на кухню. Наступила тишина, которая грозила удушить его.
Она уехала. Он сам посадил ее на поезд, стараясь выглядеть таким же оживленным, как Гвин. На самом деле она показалась ему более оживленной, чем обычно: в ожидании поезда беспрестанно болтала о чем-то, перескакивая с одного на другое.
Отчасти Алек был по-настоящему рад, что смог устроить для Гвин эту возможность показать себя. Ведь именно этого она хотела, ради этого так усердно работала…
Ладно, а теперь он несчастен. Ему не хватает ее. Не хватает той тысячи парадоксов, которые делали ее той женщиной, какой она была, — смешной и сексуальной, упрямой и великодушной, эксцентричной и проницательной. Любящей.
Отпечаток ее руки все еще жег ему ладонь, губы покалывало от прикосновения мягких губ. Он чувствовал ее запах, прикосновение ее тела в эту последнюю ночь — теплого, податливого, доверчивого.
А ее смех? А то, как она посмотрела на него тогда, с каким-то изумлением и даже благоговением?.. Сердце в его груди забилось так сильно, что он едва не вскрикнул от боли.
Действуя на автопилоте, он разложил по местам те немногие вещи, что брал с собой, проверил сообщения на автоответчике, покормил кошку. Обвел взглядом комнату — книги, компакты, скромная мебель… Месяц назад ему было достаточно всего этого. Или он просто убедил себя в этом?
Закрыв руками лицо, Алек опустился на диван. Господи, как я раньше этого не понял! Он рассмеялся, хотя это было совсем не смешно. Просто все вдруг стало ясно. Так сокрушительно ясно!
В школьную работу он бросил себя, потому что у него не было Гвин. Встречался и спал с другими девушками, даже женился на Саре Прют — потому что у него не было Гвин. И эту чертову кошку завел, вероятно, потому, что у него не было Гвин.
А потом она приехала и показала ему, чего у него нет. Но кроме того, она показала ему, кто он такой и чего на самом деле хочет.
Все эти годы он был убежден, что спасает ее. Все эти годы защищал Гвин от нее самой, следил за тем, чтобы ее импульсивность не обернулась серьезными неприятностями, и не понимал, что на самом деле это она спасала его, не давая утонуть в монотонности обыденной жизни.
Ему нужна Гвин. Нужна.
Кто-то постучал в его дверь. Озадаченно и слегка раздраженно — черт, ему помешали вздыхать о том, что он утратил! — Алек подошел и открыл.
— Я видел, как ты подъехал, — сказал Ангус, неуклюже согнувшись над палкой. — Решил, что тебе не помешает компания.
Алек натянуто улыбнулся.
— Мэгги свела вас с ума?
Старик фыркнул и вошел в дом, стуча палкой по деревянному полу.
— Не возражаешь, если я закурю?
— Э-э… конечно нет, — сказал Алек, пытаясь вспомнить, куда он убрал все отцовские пепельницы.
Пока он рылся в шкафах, Ангус уже устроился в кресле у нерастопленного камина и приступил к своему обычному ритуалу разжигания трубки. Прежде чем он зажег первую спичку, Алек нашел пепельницу — огромную, зеленого стекла, уродливую, но вполне пригодную для использования. Поставив зеленое безобразие у локтя Ангуса, Алек сел на диван. Разжигание трубки почти всегда предвещало Разговор. Каким-то образом он понял, о чем будет этот Разговор.
— Я много думал в последние двадцать четыре часа, — начал старик.
— О чем, Поппи?
Тот несколько раз затянулся, выпуская клубы дыма и всем своим видом показывая, что торопить его не стоит.
— О многом, — сказал он наконец. — О своей жизни. О гостинице. — Еще одно облачко дыма. — О вас с Гвин.
Какой сюрприз!
— Да? Не о мировых проблемах?
— Я слишком стар для этого. — Ангус покачал головой. — Без меня разберутся. — Он сделал еще несколько затяжек. — А мне и тут дел хватает. — Он устремил на собеседника взгляд холодных голубых глаз. — Надеюсь, что раз ты спишь с моей внучкой, то любишь ее.
— Да. — Откровенность старика не удивила Алека.
— Хоть что-то. А она об этом знает?
Алек и сам думал об этом ночью, когда она уснула на его груди. Его лицо покраснело, как у юноши. Быстро встав с дивана и споткнувшись при этом о стопку старых журналов, он прошел на кухню и достал из шкафа чашку, чтобы сделать чай.
— Вообще-то нет, Поппи.
— Тогда чего же ты ждешь, черт возьми? Знака Всевышнего?
Губы Алека скривились в сардоническую усмешку.
— Скорее, знака от Гвин.
— Тогда ты больший дурак, чем я думал! С ума сойти! Девчонка столько лет вздыхает по тебе! Когда ты женился на этой Саре Прют, она чуть не завалила экзамены. Или ты не знал этого?
Алек медленно опустил на стол тяжелый кулак и перевел взгляд на Ангуса.
— Вы думаете, мне от этого стало легче?
— А я на это и не рассчитывал.
— В любом случае, уже поздно. — Алек вздохнул. — Гвин уехала, если вы помните. А у меня здесь работа. У нас все равно ничего не получится, что бы мы ни чувствовали друг к другу. И кроме того… — Он увидел, что старик качает головой. — Что?
— У тебя больше оправданий, чем волосков в усах у кошки. Ты любишь ее или нет?
— Я уже сказал.
— Тогда какого черта ты делаешь здесь? — Молчание Алека, видимо, не смутило старика. — Если ты ее любишь, — процедил он, выдыхая дым, — то тебе следовало поискать какой-то способ быть вместе с ней. Это же ясно как день, разве нет? Если она не может остаться здесь, значит, тебе надо поехать туда. Я думаю, учителя английского везде нужны, в Нью-Йорке тоже.