Гвин не была уверена, что он произнес именно это слово, но это было не важно. Его улыбки было вполне достаточно.
Как было всегда. Как всегда будет.
ЭПИЛОГ
День Благодарения, четыре года спустя
— Ты отлично выглядишь, девочка! Давай, заходи! — Лави со смехом втащила Гвин в дом и обняла ее. — Эй, да ты наконец начала набирать вес?
Алек, вошедший следом за ними, усмехнулся.
— Я научился готовить. Гвин буквально объедается моим феттучине-аль-фредо.
— Феттучине? — смеясь переспросила Лави. — Моя кухня в полном вашем распоряжении, мистер.
Алек поцеловал Лави в щеку, потом пожал протянутую руку Грега. Пока мужчины обменивались шутками по поводу сложностей семейной жизни, Гвин заметила улыбающегося долговязого подростка в мешковатых вельветовых штанах. Неужели он так вырос после лета?
— О Боже! Сэм? Чем они тут кормят тебя, приятель? Сколько в тебе сейчас росту? Пять футов девять дюймов?
Четырнадцатилетний мальчишка пожал плечами.
— Пять и десять.
— Но он все еще слушается мамочку, — заверила Лави. Обняв Гвин за талию, она повела ее в гостиную. — Должна предупредить, что остальные уже здесь и готовы наброситься на тебя.
— Отлично. Пусть набрасываются. А иначе для чего же я сюда приехала?
Лави стиснула ее талию. Взгляд темных глаз устремился на живот, затем снова на лицо Гвин.
— Ты ждешь ребенка?
— Угу, — призналась Гвин, похлопав себя по животу, — в марте.
— Долго же вы собирались, Уэйнрайт! — крикнула Лави через плечо.
Алек хлопнул Грега по плечу и подошел к женщинам.
— Я полагаю, — сказал он, поглаживая Гвин по спине, — что вы говорите о скором появлении нового жителя Лейквуда.
Лави не сразу поняла, о чем он говорит. Потом ее брови удивленно взмыли вверх.
— Так вы возвращаетесь? — Она перевела вопросительный взгляд на Гвин. — А как же твоя карьера?
Уютно прижавшись к груди Алека, Гвин сказала с улыбкой:
— Я решила сделать перерыв…
— К большому разочарованию ее агента, — добавил Алек.
— А чем вы собираетесь заняться? — спросила Лави у Алека.
— Поскольку у моей упрямой жены так и не пропал интерес к театру, она разработала сумасшедший план и хочет организовать детский театральный лагерь. Мы уже нашли отличное место, примерно в двадцати милях отсюда.
— Еще одна вилла, которую владельцы хотят продать, чтобы на старости лет переехать во Флориду?
— Точно. Почему-то все рвутся туда, где лето круглый год, — сказал Алек.
— Что ж, их потеря — это наше приобретение, — заметила Гвин.
Лави покачала головой.
— И это та самая женщина, которая не хотела содержать гостиницу. Ну хорошо, — громко сказала она, — вы готовы?
На них и в самом деле набросились. Объятия, поцелуи и тысячи вопросов заполнили гостиную Лави, словно рой пчел. Ванесса, уравновешенная, ошеломительно красивая восемнадцатилетняя девушка, студентка первого курса колледжа, приехала домой со своим новым приятелем, который уже успел очаровать сестер Ньюман. Пятилетний Коди затеял игру в прятки с «дядей Алеком», бегая по всему дому. В конце концов Мэгги увела малыша на кухню, и у Гвин появилась возможность отвести Поппи в уединенное место, чтобы сообщить ему приятные новости.
Гвин плотно закрыла двери библиотеки и села напротив деда, который устроился в кресле у окна, выходящего на горы. В свои восемьдесят пять он лучился здоровьем и силой, которым мог бы позавидовать мужчина лет на двадцать моложе. Продажа гостиницы действительно стала бы для него катастрофой, подумала Гвин. Алек был прав — этот человек мог жить только в работе, только преодолевая трудности. Его женитьба на Мэгги помогла заполнить болезненную пустоту, образовавшуюся в его жизни. Сейчас, когда он не скупился на рекламу, гостиница почти всегда была полна. В старом домике Алека теперь жила семейная пара средних лет, которую наняли для работы в гостинице, и это позволяло Мэгги и Поппи даже уезжать время от времени. Они уже побывали в Париже и Лондоне, а теперь планировали тур по Южной Италии. День Благодарения стал для них особенно любимым праздником, а семейные обеды с участием Филипсов превратились в почти священную традицию.
Новость, которую сообщила Гвин, отлично укладывалась в представления ее деда о хорошо сложившейся жизни.
— Ну и ну, правнук или правнучка… — задумчиво проговорил Ангус, приглаживая усы. — Надеюсь, я еще поживу немного, чтобы увидеть это маленькое существо.
Слезы затуманили глаза Гвин.
— А я надеюсь… да что там, уверена: ты проживешь достаточно долго, чтобы увидеть, как этот ребенок закончит школу.
Старик рассмеялся.
— Постараюсь. А ты и в самом деле возвращаешься домой?
— В самом деле.
Голубые глаза смотрели вопросительно.
— А почему?
— Потому что настало время заняться кое-чем другим, — с лукавой улыбкой сказала она. — И потом, я не первая актриса, которая делает перерыв в карьере ради семейных дел.
Дед оперся морщинистой щекой о ладонь и покачал головой.
— Мы столько с тобой спорили, а теперь ты все бросаешь.
— Только на время, Поппи, — с тихим смехом сказала она. — Сейчас я с удовольствием буду работать с детьми в лагере и, может быть, преподавать в школе. — Ее ладони инстинктивно сдвинулись к мягко округлившемуся животу. — Кроме того, раз я собралась стать матерью, к этому тоже надо подготовиться. И я хочу, чтобы это произошло здесь.
Там, где был зачат этот малыш, добавила она про себя. Это случилось в июне, когда они приехали в Лейквуд с визитом, в самом лучшем номере гостиницы, на полу перед камином.
Старик встал и подошел к книжным полкам, заполненным медицинскими журналами и книгами по истории.
— Похоже, мы с тобой оба чему-то научились.
— Что ты хочешь сказать?
Ангус обернулся, пряча улыбку в усах.
— Я так боялся выпустить тебя из гнезда, боялся, что ты можешь упасть и больно удариться… — Он покачал головой, и прядь все еще густых седых волос упала на лоб. — А потом до меня вдруг дошло. Если ты останешься здесь, из чувства долга, или из страха, или еще по какой причине, то будешь несчастна. И возненавидишь и меня, и гостиницу, и все, что тебя тут окружает. Разве не так бы было?
— Вполне вероятно, — сказала она. Притворяться не было смысла.
— Более чем вероятно. Но Алек сделал так, что у тебя появился шанс. А до этого о том же заботилась твоя бабушка. Они оба любили тебя настолько, что готовы были отпустить. — Он покачал головой. — Умные люди, твоя бабушка и твой муж. — И с усмешкой добавил: — За это мы их и любим, правда?
Раздался стук в дверь.
— Поппи? — Алек просунул голову внутрь. — Грег просит вас оказать нам честь и торжественно разрезать индейку, если вы не возражаете.
Дед заговорщицки подмигнул Гвин.
— У него просто нет выбора. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так мучил бедную птицу, как этот человек.
После того как Поппи ушел, Алек заключил Гвин в объятия и с наслаждением поцеловал в губы. Хотя прошло четыре года, она всякий раз по-прежнему трепетала при его прикосновениях. Если верить Лави, то это никогда не прекратится.
— За что? — спросила она.
— А с каких это пор мне требуется повод? — удивился Алек, снова обнимая ее.
Гвин вдруг почувствовала глубоко внутри едва ощутимое шевеление.
— Нашему маленькому это тоже понравилось, — сказала она.
Алек положил ладонь на ее живот.
— Рад слышать, — проговорил он, снова целуя ее.
За дверью слышались смех и радостные голоса. Все собирались вокруг обеденного стола. Здесь, рядом с мужчиной, который имел храбрость и терпение позволить ей добиться всего, что она хочет, Гвин чувствовала себя в окружении любви — самой замечательной любви, какая только может быть.
И вообще — как чудесно быть дома!