Но сейчас в Одессе кроме этих нескольких отрядов, численностью не более батальона, по-настоящему боеспособных соединений не было! Софронов был мрачен. Глядя на его одутловатое лицо с синюшными губами, я вспомнил, что в ТОЙ истории защитника города уложит инфаркт - как раз во время оборонительного сражения под Одессой. Известие о гибели сына станет последней каплей, которая сломает жизнь этого толкового командующего. После инфаркта он уже просто физически не сможет тянуть тот объем работы, который на него будут по старой памяти возлагать. Во время разговора Софронов часто задыхался, но смысл его рассказа стал понятен: Приморскую армию под Кишиневом постигла катастрофа. 95-я Молдавская стрелковая дивизия разбита почти наголову, 25-я Чапаевская была потрепана не так сильно, но ей тоже досталось, был ранен командир дивизии, полковник Захарченко, но заменивший его генерал-майор Петров сумел отходить от противника более-менее организовано, хотя и приходилось жертвовать заслонами, которые сдерживали продвижение противника. В те несколько погожих дней, когда удавалось задействовать авиацию, удары штурмовиков притормаживали движение немецких танковых колонн, но пока что авиация не могла сказать своего решающего слова. Свои мероприятия по обороне Одессы я начал с посещения врача. Нет, не себя, любимого, врачу показать - приставленный ко мне сотрудник местного НКВД подсказал, что в городе остался очень хороший доктор, который лечит сердечные болезни. Им оказался семидесятилетний Соломон Израэлевич Брехман, начинавший в свое время еще земским врачом, помнившим молодого доктора Мишу Булгакова, но предаваться воспоминаниям не было никакого времени. Определив у генерала Софронова грудную жабу, доктор прописал ему таблетки нитроглицерина, первая же половина таблетки сняла тревожную боль в области сердца, так что я тоже понял, что доктор идет по правильному пути. Сообщив пациенту, что ему вредно волноваться, и следует спать как минимум шесть-семь часов подряд, доктор тяжело вздохнул, после чего пожал плечами и снизил норму сна до пяти часов, но никак не менее и выписал микстуру, которая должна была и нервы успокоить, и сердце укрепить. Я предложил доктору назначить генералу маленькую дозу (100 милиграмм) ацетилсалициловой кислоты, говоря привычным нам языком, аспирина. Доктор был крайне удивлен, когда я заявил, что аспирин разжижает кровь и предотвращает инфаркт миокарда , но требуемый препарат в порошке выписал. Я узнал у того же сопровождавшего меня сотрудника органов, что единственный сын генерала был в ноябре тяжело ранен, сейчас находится на исцелении в госпитале тут, в Одессе.
В штабе армии я предъявил приказ о создании Приморской группы войск (на основе Приморской армии) и Одесского оборонительного района. Приказ содержал и лаконичную формулировку: Одессу врагу сдавать нельзя! В штабе мы с Софроновым засели за столом с расстеленной картой города и прилегающего к нему района. Адъютант принес два стакана горячего чаю:
- Ну что, Георгий Павлович, рассказывайте, как вы думаете Одессу оборонять? - задал я скорее риторический вопрос: оборонять город нам предстояло на пару. Софронов несколько горестно улыбнулся и недоуменно развел руками...
Глава шестая
Битва за Одессу
Москва. 1 августа 1942 года
* * *
Беляевка. 16 января 1942 года.
Василь Мирошник был чистокровным хохлом, если можно считать чистым хохлом полутатарина, четвертьеврея, и там еще по восьмушке каких-то непонятных кровей, скажем спасибо бабушкам, которые путали свои гены если не с французами, так с греками или армянами, или вообще с немцами, что могло быть и одной шестнадцатой частью. По лицу Вася был чисто татарин - высокие скулы, черные раскосые глаза, смуглая кожа, по говору - чисто еврейский торгаш с Привоза, по своей сути - морская душа, пусть и гражданского Черноморского пароходства. Эту линию окопов они копали не сами - местные граждане и гражданки, которые еще остались в городе, были привлечены для саперных работ. Но и моряки-добровольцы, из которых усиленными темпами создавали батальоны морской пехоты, к этим укреплениям руку приложили. Их 3-й батальон морской пехоты "Молдаванка" получил такое наименование потому, что в него вошло много ребят с Молдаванки и тут почти все знали друг друга и не только в лицо. Вася аккуратно чистил полученную "Светку". Ему лично СВТ нравилась, хорошая машинка, не трехлинейка, говорят, что капризная. Так все барышни капризничают, чего уж там! Зато, когда заговорит, так просто заслушаешься! Может покрикивать, может так загнуть целой фразой, не всякий боцман так красиво зарядит трёхярусной морской очередью по супостату. Тут в окоп свалился Самуильчик, Самуил Рохман, здоровый грузчик из порта, местный авторитетный товарищ. Он с Васей в одном доме живет. В их батальоне портовых раз-два и обчелся, они больше в батальонах городского ополчения. Самуильчик второй номер станкового пулемета, первым номером еще один сосед Васи - Георгий Кастаниди, этот с буксира матрос, потомок какого-то известного художника, в армии освоил пулемет, оказалось, что ему "Максим" по душе, а тягать агрегат и ленты к нему - так вот тут Самуильчик, не самый высокий, но огромный по всем остальным габаритам товарищ - самое то.
- Вася, у тебя табачок остался? Курить хочется, спасу нет! Ты же всегда куришь мало...
- Не мало, а редко, трубка, Сёма, торопливости не терпит. Поэтому табачок у меня есть, да, только кажется мне, Самуил Рувимович, что ты свою махорку зажал, а тыришь у меня больше по привычке.
- Нет, Василий, ты не прав! - это вступил в разговор Георгий. - Покажи ему, Сёма.
Самуильчик вытащил из-за спины автомат ППС, который в его огромных ладонях казался совершенно игрушечным, несерьезным, детским.
- Отдал за него недельную пайку махры. А то мне еще и трехлинейку таскать - оно как-то не с руки. А в бою пригодится.
- У нашего старшины все через махорку решается. - сообщил далеко не новость Жорик Грек (он же Георгий Кастаниди).
- Не всё. - сообщил товарищам Вася. Хитрый татарин уже собрал свою СВТ, вытащил из вещевого мешка оптический прицел и стал его прилаживать на законное место.
- Вот что самогон тети Сони, что с Молдаванки, делает! - сообщил друзьям, которые при виде прицела выпали в осадок, а теперь, затаив дыхание, смотрели, как их боевой товарищ священнодействует, вооружая свое оружие добытой не самым законным путем, оптикой.
- Мне бы пристреляться! - Сообщил он товарищам, закончив прилаживать оптику. Приложил винтовку к плечу, прищурился, заглянул в окуляр прицела, вздохнул, выдохнул:
- Зверь! - выдал авторитетное заключение. Самуильчик и Жорик по очереди посмотрели в оптику, одобрительно покивали головой, тут Грек (самый глазастый из их кампании) заметил:
- Чингиз, смотри, видишь того военного моряка, он с нашим комбатом у холма отирается? Это артиллерист с "Грузии" . Так что, когда начнется пристрелка канонерок, сможешь под этот шухер пристреляться.