Клавдия Федоровна поблагодарила и, приняв рыбу, спросила:
- Какой же праздник сегодня? Я что-то не припомню.
- Завтра праздник. Соревнование по волейболу с первой заставой. Надо товарищей угостить на славу... Тренироваться будем, товарищ политрук? А то первая хвастается обыграть!
- После обеда обязательно начнем тренировку. Рыбы много поймали?
- Порядочно, килограммов тридцать, - ответил Сорока. - А насчет волейбола будьте спокойны, не подкачаем.
Когда Сорока ушел, Клавдия Федоровна задумчиво проговорила:
- Замечательные у нас на заставе солдаты! Мне думается, что лучше их и людей на свете нет. Или я так привыкла к ним?
- Что и говорить, народ хороший. Смотри, Сорока-то как выправился, не узнать.
- Вот и я говорю, - как-то рассеянно отозвалась Клавдия Федоровна и, поправляя на окне занавеску, тихо добавила: - Знаешь, Александр, я давно хотела спросить тебя, да все не решалась...
- Давно бы и спросила, не откладывала. Ты, я вижу, чем-то встревожена? - сказал он, беспокойно поглядывая на жену.
- Последнее время я плохо сплю. Ты сам понимаешь, думаю. Слышу, как каждую ночь на той стороне гудят моторы, много моторов. Такой гул, что земля начинает вздрагивать. Сначала думала, что это мне снится... Иногда слышу человеческие крики, неприятные голоса... И речь непривычная. Если тебя нет, жутко становится, Олю иногда разбудить хочется. От коменданта ты ничего не слышал, ничего тебе не известно?
- Мне ничего не известно, - покусывая губы, негромко проговорил Шарипов и, достав портсигар, торопливо закурил, но, взглянув на усталое лицо жены, погасил папиросу.
- А моторы гудят - это армия маневры проводит... Обычное явление, сказал он неопределенно.
- Нет, это не обычное явление. Я не первый день живу на границе. Какая против нас стоит армия? Германская! Ты мне не толкуй! Я знаю, кто наши друзья, кто враги!
- Допустим, что так. Зачем же себя расстраивать?
- Удивительно, как ты можешь спокойно говорить! Неужели Красная Армия стала бы маневрировать с танками у самых пограничных столбов! Это была бы какая-то демонстрация, вызов!
- Ну, положим, фашисты давно уже воюют и все время демонстрируют свою технику. Пугают слабонервных людей. Но мы-то не слабонервные... А в данном случае ты просто преувеличиваешь.
- Но какое право имеют фашисты маневрировать у нашей границы? Не то говоришь, не то, - быстро замахала руками Клавдия Федоровна. - Сегодня опять всю ночь тарахтели...
- Ну и пусть тарахтят! Тебе нельзя волноваться. Ты сейчас находишься в таком положении, вот тебе и чудятся разные страхи...
- Мне не двадцать лет, четвертого ребенка жду. Не о себе я тревожусь, пойми, вот о них! - Клавдия Федоровна показала рукой на помирившихся и беззаботно игравших детей.
- Все я понимаю, Клава, и знаю, что тебе нужен покой, большой и заслуженный покой. Сколько мы уже с тобой пережили, переезжая с места на место! Тебе нелегко переносить в таком положении это соседство с фашистами. Думал отправить вас на Днепропетровщину, к бабушке, но сейчас уже поздно. Да ты, я знаю, и сама бы не поехала. Вот скоро получим отпуск и махнем вместе с нашим выводком. В Днепре покупаемся, рыбу половим. Ну, а что соседи озорничают, так у нас с тобой и на Дальнем Востоке и в Средней Азии спокойных соседей не было.
- И правда! Напустила я, видимо, на себя лишние страхи...
Однако Шарипов и Усов отлично понимали, что фашисты, захватив Польшу и приблизившись к границам Советского Союза, затевают что-то серьезное. Их провокации с каждым днем становились все очевидней. Из отряда был получен приказ быть в постоянной боевой готовности.
Сегодня была суббота. Все на заставе было обычным, будничным. Клавдия Федоровна видела, как со смехом выскочила из своей комнаты Шура, за ней с кружкой в руках - Усов. Он догнал ее и облил водой. Потом они стояли друг против друга, молодые, радостные, сильные, и смеялись. Шура, изловчившись, схватила с головы мужа фуражку и начала ерошить его светлые вьющиеся волосы. Усов вдруг резко выпрямился, быстро одернул гимнастерку, пригладил волосы и наклонился к жене:
- Шалунья, смирно! Отдай фуражку!
Он выразительно показал глазами на ворота. Там часовой пропускал мимо себя наряд пограничников, вернувшихся с охраны границы.
Пограничники остановились около фанерной дощечки, где было написано "Разряжай", с другой стороны от выхода из казармы висела вторая дощечка с надписью "Заряжай". Солдаты, щелкнув затворами, вынули из магазинов патроны. Кладя обойму в подсумок, Юдичев сказал:
- В свастику бы их разрядить, чтобы не нахальничали.
- Не положено, - мрачно ответил Башарин и, поглядывая на кончик патрона, сам подумал именно о том же.
- Это известно, что не положено, - вздохнув, продолжал Юдичев. - Но палец у меня все время шевелился на спусковом крючке.
- Может, и шевелился, а раз не положено, значит, точка!
Проверив оружие, дежурный разрешил пограничникам идти.
Надев фуражку, начальник заставы пошел в канцелярию. Там он принял доклад старшего наряда. Сурово и гордо звучали торжественные слова:
- Пограничный наряд в составе младшего сержанта Башарина и рядового Юдичева прибыл с охраны границы Союза Советских Социалистических Республик!.. За время несения службы нарушения государственной границы не обнаружено. Докладывает старший наряда младший сержант Башарин.
- Что замечено на сопредельной стороне? - спросил Усов.
- Замечена группа офицеров в шлемах. Офицеры рассматривали в бинокль нашу высоту 194.
- Сколько было офицеров?
- Трое.
- Форма?
- Темно-серые френчи, на рукавах свастики, фуражки с высокими тульями, погоны белые, звание не установлено, - доложил Башарин.
- Вы себя не обнаруживали?
- Никак нет.
- Все замеченное записали?
- Так точно!
- Хорошо. Идите отдыхать.
Приняв рапорт, Усов задумался.
Фашисты вели себя нагло. Они ежедневно торчали с биноклями у самой границы, делали это почти открыто. Усов долго сидел молча, потом встал из-за стола и прошел в конюшню осмотреть лошадей. Выходя из конюшни, он встретил во дворе старшину Салахова и вместе с ним зашел на кухню.
- Вот что, товарищи, - сказал Усов старшине и поварам, - завтра надо приготовить обед, да не простой, а дипломатический!
- Есть приготовить дипломатический обед! - весело ответил молодой повар Чубаров.
Приготовить дипломатический обед означало изобрести что-нибудь особенное.
- По какому случаю такой обед, товарищ лейтенант? - спросил старшина, прикидывая в уме, что он может предложить.
- Завтра наши физкультурники будут состязаться по волейболу с первой заставой. Вот и приготовьте людям отменный обед.
- А если они проиграют? - спросил Чубаров.
- Угощать будем не только победителей. Всех! Ну, что вы можете предложить, товарищ старшина?
- Можно азу по-татарски, - сказал старшина.
- От твоего азу зачешется в каждом глазу... перцу и луку ты не пожалеешь, - поглядывая на черноватого, с узкими лукавыми глазами старшину, рассмеялся Усов.
Старшина с поваром перечислили целый ряд известных им кушаний, но начальник заставы все отверг.
- Есть свежая рыба. Можно поджарить в сухарях, - предложил наконец Чубаров.
- Вот удивил! Не видали они твоей жареной рыбы! А если ты ее пережаришь да еще пересолишь, как в прошлый раз?
Чубаров смущенно покраснел и даже снял поварской белый колпак. Грех такой однажды случился с ним.
- Пирог можешь испечь со свежей рыбой? - спросил Усов.
- Пирог с рыбой? Не приходилось готовить такого блюда, товарищ лейтенант.
- Не приходилось готовить? - удивился Усов. - Так слушай... Поставишь на дрожжах тесто, обыкновенное, как для выпечки хлеба, только из белой муки. Предварительно отваришь пшено. Когда будешь отваривать, воду слей, чтобы каша получилась крутая. Потом эту кашу поджаришь на постном масле с луком. Когда тесто подойдет, раскатаешь его на четыре угла, понимаешь, чтобы можно было загнуть и слепить из теста конверт. Нальешь в противень масла, положишь эту приготовленную для конверта лепешку - аккуратно, смотри не порви, - ровным слоем наложишь каши, а сверху на нее рядками рыбу и репчатый лук. Все это упакуешь в конверт - и в духовку. Как только тесто подрумянится и подсохнет, значит, и рыба готова. Тащи из духовки и накрой полотенцем. Мягкий получится пирог и пышный. Это кулебяка по-сибирски. Расспроси Бражникова, он тебя научит. Понимаешь?