— Кушайте дорогой! Будете кушать – будете жить, – мимоходом посоветовал бородатый кавказец.
— Кто вы? – спросил я этого рослого человека с непомерно большим животом, распирающим больничные шаровары. Из Айзербайджана?
— Армянин, – ответил он, присаживаясь со своей тарелкой супа на табурет рядом с моей кроватью, – надо питаться.
— Потом. Позже. Вы здесь уже сколько дней?
— Завтра обещают выписать, – неопределённо ответил он и поделился. – Летел из Еревана в Москву. По дороге – инфаркт. Были в Ереване?
— К сожалению, никогда. Вы там живёте или в Москве?
— Во Франкфурте на Майне. Там семья. Там моя база. Летаю оттуда по всему миру – в Америку, по всей Европе, в Индию, Пакистан.
— Торговый бизнес?
— Я доктор. У меня пациенты по всему миру. – Он дохлебал суп и сообщил, понизив голос, — Года полтора назад завтракал вместе с Бен Ладаном.
— Где? – Задал я глупый вопрос.
И получил ответ:
— Врачебная тайна.
— А можно спросить – зачем летали в Ереван?
— Занимаюсь благотворительностью. Открывал школу.
От этого разговора голова пошла кругом. Я закрыл глаза. Под усыпляющее звяканье посуды начал задрёмывать.
…Похожий на ветхозаветного пророка Бен Ладан со своим посохом и автоматом, которого я не раз видел на экране телевизора, и этот словоохотливый армянин с его довольно‑таки фантастической судьбой…
Собственно, от каких болезней он лечит, летая по всему свету? А может, голова кружится и впрямь от того, что ничего ни ем?
Стремительная, запыхавшаяся Марина склонилась надо мной, целует.
— Почему не обедал?
— С чего ты взяла?
— Люди говорят. Сейчас же садись. Будешь есть то, что я приготовила. Хочешь совсем ослабнуть?
Достаёт из большого пакета термос, наливает в нашу домашнюю миску борщ, выдаёт ложку.
И пока я впихиваю в себя первое, перекладывает из пластиковой коробочки в тарелку котлету с картофельным пюре, нарезанный кружочками огурец.
— Спасибо Мариночка. С меня борща хватит. Больше не смогу, — я впервые обращаю внимание на то, что голоса моего почти не слышно. Слабый, старческий.
— Только что была в ординаторской у твоего врача. Она сказала, необходимо мясо. Не капризничай, – Марина вилкой запихивает мне в рот куски котлеты. А у меня нет сил на то, чтобы жевать.
Я готов заплакать, как ребёнок, от её усилий, своей беспомощности, от того что палата смотрит на то, как меня кормят.
В конце концов, наверное, каждого кто ухитрился дожить старости, ждёт подобный итог. Но ведь внутренне я не чувствую себя стариком!
— Ну ладно, – говорит Марина. – Дай слово, что поешь позже. А пока вот выжала тебе полную бутылку морковного сока. Запей им дневные таблетки.
— Хорошо.
Принимаю лекарства. Марина начинает прибирать посуду. Вдруг понимаю, что она голодна. Зверски.
— Так и быть, — неожиданно легко уступает она моим уговорам. – Ложку ты, ложку я.
Как славно быть вместе, обедать вместе.
Марина больше чем на тридцать лет моложе меня. Замоталась с ребёнком, со мной…
— А что Ника? Как Ника?
— В этот раз не взяла её с собой. Наша девочка позаботилась о тебе, увидела, везу мобильный телефон, говорит: «Отвези папе и радио, чтобы слушал свою «Свободу». Радио и мобильник вот в этом пакете.
— Кстати, звонила Тамрико из Тбилиси?
— Нет. Только не волнуйся. Ты и так сделал всё, что мог. Лежишь тут с инфарктом…
«Сам погибай, а товарища выручай», – вспомнил я слова Немировского и опять с ужасом подумал о том, что он мог не выслать денег, мои усилия были напрасны и Алёша обречён остаться недвижным инвалидом.
— Марина, а курить привезла?
Она нерешительно смотрит на меня. И тут раздаётся голос Михаила Ивановича:
— Он у вас курит возле лифта. Правда, ему врач разрешила.
Марина достаёт из сумочки пачку сигарет, зажигалку.
Забираю их, прошу привезти из коридора кресло, провожаю её до вестибюля.
И остаюсь наедине с моим зоконным тополем.
10
Я лежал под очередной капельницей. Видел над головой закреплённую на высоком штативе склянку, откуда по длинной трубочке сочилась в мою вену на правой руке лекарство.
Думал о том, что, наверное, в каждой больнице рассвет начинается с того, что в палату влетает дежурная медсестра, держа в руке банку с торчащими, позвякивающими градусниками, по очереди тормошит больных, заставляет измерять температуру. В то время, как особенно хоть немного доспать после тяжёлой больничной ночи.
Затем приходят брать кровь и мочу на анализ.