- Да не надо, слышал уже, - отмахнулся Федор. - Их, похоже, чуть Сатана не изнасиловал, причем он менял облик, воплощался в голую бесовку эту, как ее… в Астарту. Бред какой-то.
- Чтобы во всем этом разобраться, надо обращаться к мистикам и эзоретикам, - сказал впроброс Алексей.
- Мистики, эзотерики, - повторил Туркин. - Разве это не одно и то же? Ладно, отвлечься надо, застопорились ведь. Давай сыграем в шахматишки, за доской есть разбег мысли. Мож, чего скумекаем, по ходу.
Федор выдвинул ящик секретера, достал доску, разложил на столе, стал расставлять шахматные фигурки из резной кости.
- Не люблю играть на мониторе, - бросил сосредоточенно. - Эти шахматишки мне презентовали зэки в Бодайбо в свое время. Было такое времечко, было…
- Изящная резьба, мастерски сработано, - привычно сказал Алексей. Он хорошо знал эту слабость полковника к любимым, памятным ему, костяным шахматам. И догадывался, что с ними у Федора были связаны какие-то особые воспоминания.
В ответ на ход Федора Алексей двинул свою ладью и раздумчиво произнес:
- Обе женщины уверяли, что террористы ни с того, ни с сего покончили с собой. Экспертиза это подтвердила. Но вот чего я не понимаю, совсем не возьму в толк, так это историю с французским младенцем.
Полковник сделал ход конем. Притушил сигарету. По селектору попросил у секретарши кофе на двоих. Девушка принесла поднос с дымящимися перламутровыми чашечками, поменяла пепельницы и вышла. Кабинет заполнил терпкий кофейный дух.
- Уф-ф, - втянул ноздрями запах Алексей. - До чего ж хорошо она заваривает кофе.
- Это кофе хороший, - бросил Федор. Он держал в воздухе фигуру, поглаживая пальцами ее точеный костяной корпус. - А насчет твоей непонятливости вот мое мнение: плохо работаешь. Не разберешься - уволю.
Он двинул короля.
- Поясняю, - продолжил, сжалившись, Туркин: - У Елены Трошиной в Париже родилась разнополая двойня. Мальчик был слабенький, и врачи частной клиники, бездетная супружеская пара, уговорили молодую мать временно оставить у них ребенка, так как везти малыша было опасно. А когда она согласилась на это, то врачи, воспользовавшись ситуацией, назревшей к тому времени, уговорили женщину отдать малыша им на усыновление, так как давно мечтали о ребенке. В тот период Елена узнала, по нашим сведениям, о гибели мужа, в то же самое время ситуацию усугубила авария в Москве - родители Трошиной попали в автокатастрофу и находились в больнице в тяжелом состоянии. Возможно, это было покушение на журналиста. Не исключено. Вся эта информация была так преподнесена Трошиной, приправленная ссылками на неспокойный политический фон в Москве, на то, что она с детьми может погибнуть на своей родине, и надо бы позаботиться о спасении хотя бы одного малыша. Что женщина поддалась на уговоры. Но родственники и подруги не одобрили в дальнейшем ее поступка. Сначала-то промолчали, но потом все высказали, и неоднократно. Впоследствии ее ближайшая подруга Яна уговорила навестить сына и попытаться забрать его, в крайнем случае выкрасть. Ну, понял?
- Это-то понятно, другое понять не могу, - обеспокоено ответил Челомей и сделал большой глоток из своей чашечки. - Как получилось, что…
Разговор прервал телефонный звонок. Полковник схватил трубку:
- Алё! Что? Где ты! - рявкнул, зрачки его сузились. - А, ты где? Точнее?
Глава 15
Начало 90-х
- Па, что у тебя за кассета вечно в мой плеер проникает, про духовное падение общества, про грядущие катастрофы из-за этого, прямо ужастик какой-то? У кого ты брал интервью?
Она собиралась бежать за молоком для Иришки и попутно слушать какую-нибудь легкую музычку, но теперь решила не брать плеер. Возможно, родители специально ей подсовывают жуткое душеспасительное интервью, с воспитательной целью.
Из кухни послышался отцовский голос:
- Лена, это очень интересный человек, профессор востоковед, путешественник, философ. Внимательно изучи его слова и обдумай. Звать его Ромгур.
Леночка набросила на плечи нубуковую курточку, сунула в карман электронную “малютку”. Она любила звонить из людных мест, рисуясь перед окружающими. Ей вовсе не хотелось думать о деградации общества и о страшных последствиях всего этого. И профессор Ромгур ее не интересовал. Ей было радостно, погода ведь такая чудесная! Москва изумрудилась клейкой зеленью, плясала солнечными лучами, ворковала нагретыми карнизами, и Леночке казалось, что она слышит слова: “Живи и радуйся, девочка моя, я вечный город, и нет никого в мире, кто бы решил мою судьбу за меня, радуйся и не сомневайся в моей правоте, я тебя берегу, радуйся, девочка моя!”
Резкий автомобильный сигнал вдруг прозвучал рядом. Она обернулась. Возле нее притормозила старенькая “Волга”, стекло поехало вниз, в проеме окна улыбался Оскар. Изменился - отметила она про себя. Лицо умного, дерзкого, осторожного мужчины. Он стал красив.
- Привет, Саламандра! Тысячу лет не видались! - широко улыбаясь, приветствовал он ее, - далеко путь держишь? Могу подбросить.
- Фу ты, ну тебя, - выдохнула оправившаяся от нахлынувших чувств Леночка. - Ты откуда взялся? Подбрось до продмага.
- Оскар старых друзей не забывает, - сказал он, - садись сзади, а то у меня тут в ногах аккумулятор.
Леночка мгновенно приземлилась на заднее сидение “Волги” и скомандовала:
- Вперед, первое увлечение глупенькой школьницы!
- Вот так все женщины: поиграют и бросят, а мужчины страдают, - отшутился он. - Променяла поэта на богача! Но в деньгах счастья нет, Саламандра!
Машина плавно тронулась с места, но тут же притормозила, и Оскар, обернувшись, сказал:
- Совсем забыл. Посиди секунду. Я сейчас, сигареты куплю.
Он выскочил из машины и побежал к палатке. Встреча старого друга подлила еще больше лирики в ее приподнятое настроение. “Оскар, Оскар, ты был хороший мальчик, но все равно меня увел другой, - пропела она по себя, - и ничего исправить невозможно, любовь уже зачеркнута судьбой…” Не успела она дальше развить поэтическую мысль, как все дверцы машины одновременно распахнулись, и она оказалась в окружении парней в затемненных очках.
- Не волнуйся, детка, - сказал один из них, перехватив ее руку, - мы не очень плохие мальчуганы, но ради дела тебе придется с нами немножко прокатиться.
Он быстро нацепил на нее солнцезащитные очки с непрозрачными стеклами, ничего не видно. Машина помчалась по проспекту. Все случилось мгновенно, даже испугаться не успела. Она скосила глаза, стараясь хоть что-то углядеть. Запомнить, куда везут хоть. Но парень произнес:
- Не насилуй глазки, окосеешь. Это бесполезно.
- А где Оскар? - спросила она.
- Как это где? Пошел за сигаретами, ты же знаешь, - усмехнулся тот.
Ехали около часа. По запаху хвои догадалась, что пошло Подмосковье. Ощущала толчки и повороты, дорога была неровная, потом остановились. Парень с угрозой в голосе предупредил, чтобы не вздумала стряхнуть очки. Ее подвели к заскрипевшей калитке, и по песчаной дорожке провели к дому с высоким деревянным крыльцом. Потом по ступеням поднялись на второй этаж. Когда с нее сняли очки, увидела комнатенку с закрытыми ставнями. Стены были задрапированы чем-то вроде коврового покрытия. Из мебели были только стул, стол и деревянная двуспальная кровать.
- Что все это значит? - спросила у парня, оставшегося с ней.
- Ничего страшного, Елена, - вежливо ответил тот. - Слух прошел по всей Руси великой, что вы с папкой страждущим помогаете, причем материально. Так как мы тоже относим себя к категории неблагополучных в социальном отношении людей, мы тоже решили обратиться к вашему фонду с просьбой в материальной поддержке. Но когда подсчитали, сколько нам надо, чтобы не помереть с голоду, то решили застраховаться от заведомого отказа. Мы вернем вас в лоно семьи, как только ваш папочка окажет нам материальную помощь. Между прочим, в августе 91-го мы тоже вместе с ним защищали демократию. Сейчас он раскрутился, а мы бедствуем. Это нечестно.