- Ребенок мой покинутый несчастный! - всхлипывая, заголосила Пончик, - зачем же в вечное пользование? Вот выгонит тебя японец, куда тебе возвращаться? Давай так: во временное пользование.
- Не выгонит, - успокоила ее Янка. - А если и выгонит, то к тому времени я себе пять квартир уже смогу купить.
В аэропорт решили ехать на двух машинах. Янка, Леночка с дочкой и Кирной очутились в одном такси. Ехали молча. На Пашу даже вино не подействовало. Леночка поинтересовалась, кто ему фингалов понаставил.
- Да маму он хоронить ездил, - бросила Янка через плечо, - брат его решил, что Кирной будет с ним делить наследство, и на всякий случай побил ему на поминках морду. Вот привез наследство: два фингала.
- Да, Россия, - глубокомысленно изрек Павел, - родным братьям лучше встречаться на похоронах чужих родителей… Зато военные летчики, друзья покойного отца, меня на бомбардировщике обратно в Москву доставили. Денег-то ни хрена не осталось… Если б не летчики, пришлось бы мне через Урал пешком чапать.
- Какая ты бестолочь, Паша! - воскликнула в досаде Леночка, - почему у меня не спросил, у меня же есть финансы! Ну, зашибенные дела, что я тебе, не друг больше?
- Саламандра, спасибо тебе от всего сердца, но сколько ты можешь платить, а Родина на что?!
- Родина родиной, а все равно за все надо платить, - засуетился водитель такси, видимо, заподозрив в откровениях Кирного нехороший намек.
- Да не беспокойся, командир, тебе мы заплатим, разговор не о том, - успокоил его Кирной.
А ты, парень, не переживай, - ободрился таксист, - на похоронах да на свадьбах у нас все что угодно может быть, но все равно все друг друга по большому счету любят. А вот, к примеру, не дай Бог стать тебе каким-нибудь политиком с мировым именем, да тебя терактом укокошат, представляешь, кто тебя в последний путь проводить приедет? А приедут к тебе такие же политические деятели со всего мира, то есть такие же чужие тебе люди, как сам ты им всем. Вот это горе! А то что морду набили, так то ж свои, родные. Все равно легче.
- Ты прав, командир, нам легче, - согласился Кирной.
В аэропорту их встретил Янкин японец. Он действительно был на голову ниже своей избранницы, но выглядел вполне порядочным человеком и, как не странно, они с Янкой смотрелись на все сто.
- Пора отвыкать от деревенских мерок в отношении жениха и невесты, - заключил Кирной. - Выше - ниже, толще - тоньше, - все это ерунда, в том числе и национальность. Если я папуас, так что ж теперь мне запрещать француженкам себя любить?
- Ну, Паша, ты от скромности не медитируешь на другую планету, - пошутил Карпов.
Настала минута прощания. Все напряженно смотрели на Янку. Ждали, что она скажет. Но она лишь спокойно разглядывала друзей, словно видела их впервые.
Первая сорвалась Бедная Лиза.
- Янка, через неделю выборы, за кого голосовать?
Друзья грустной улыбкой сопроводили вопрос наивной девушки. Но Янка, без тени улыбки, поманила Бедную Лизу пальчиком и что-то прошептала ей на ухо. У той брови поползли вверх и глаза удивленно округлились. Тут уж действительно все расхохотались. Напряжение было наконец-то снято. Кирной вспомнил, что у него в портфеле шампанское и пластмассовые стаканчики. Японцу очень понравился этот простецкий жест, и он с удовольствием пригубил вина.
Они прошли таможню, сдали багаж, снова выпили на дорожку.
Потом Янка поочередно всех расцеловала, на мгновение став прежней собой, лихо взмахнула рукой и воскликнула:
- Ха! Оставайтесь со своей Россией! Чао! Господа!
Японец подхватил ее под руку, и они встали в длинную очередь паспортного контроли, а потом исчезли за контрольно-пропускным пунктом, там, где, как утверждают знатоки, уже нет России, хотя нет еще и другой страны. Забавная территория!
Назад, пообещав водителю переплату, ехали впятером в одном такси.
- Почему ты, Паша, определил, что этот японец порядочный человек? - спросила Лиза. - Человека по глазам можно определить, а у него одни щелки, ничего не видно.
- Карпов, где вы нашли это наивное дитя? - вздохнул Кирной, - объясните ей, пожалуйста, дома, что это качество по глазам можно определить только у русского человека, а встретишь японца, смотри на губы, а встретишь американца, смотри на руки, а встретишь папуаса, смотри на национальность. Вот так!
- По-твоему, выходит, что папуасы самые порядочные люди, - надулась девушка.
Леночка решила поддержать подругу:
- Успокойся, Лиза, они порядочные, потому что им выпендриваться не перед кем - кругом джунгли.
- Верно говорите, - кашлянув, вклинился в разговор таксист, - у них в лесу больше порядку, чем в Москве, дожились, твою мать…
Перед самым домом Леночка вспомнила, что сегодня для нее очередной судьбоносный день. Влад, наверняка, уже ждет ее у родителей. Такси подкатило прямо к подъезду Трошиных. Возле входа стояли Влад, Трошин и какой-то парень без шапки с копной каштановых волос. Все курили.
Леночка вылезла из машины, взяла Иришку на руки и подошла к стоящим.
- Здравствуйте, Елена, - произнес парень без шапки. - Я Андрей Нежный, поэт и ученик вашего отца.
Взгляд ученика был слегка затуманен и словно обволакивал Леночку, Иришку, компанию друзей, стоящих сзади нее, и все остальное, что было уже за друзьями. В следующее мгновение произошло невероятное: Иришка заверещала во весь голос:
- Папа доблый! Папа доблый! Папа доблый! - и устремилась, вытянув ручонки, к Андрею. Тому ничего другого не оставалось, как подхватить ее на руки.
- Папа доблый, папа доблый! - продолжала восторженно повторять девочка и теребить его заиндевелые патлы. Леночка стояла, как завороженная, и смотрела то на дочь, то на это лохматое существо с огромными добрыми глазами, которое ее дочь уверенно называла “Папа доблый!”. Она чувствовала, что происходит что-то неотвратимое, как судьба, но не могла ничего сказать. Она растерялась.
Обстановку разрядил Влад. Он бросил окурок сигареты, демонстративно растоптал его, и надтреснуто произнес:
- А может, это и к лучшему, наверняка к лучшему. Прощайте!
Влад еще секунду помедлил, словно лишний раз убеждаясь в правильности и справедливости того, что сейчас произойдет и, наверное, должно было произойти. Потом медленной раскачивающейся походкой направился в сторону Ленинского проспекта. Все молча смотрели ему вслед. Ждали, что он оглянется. Но он почему-то не сделал этого.
Первым очухался Кирной и весело заявил, обращаясь к Андрею:
- А я, между прочим, тоже ученик Александра Кирилловича, конечно не самый лучший, но…
- Сочтемся славой, как сказал один поэт, - улыбнулся Андрей и, обращаясь к Леночке, добавил:
- О чем ты думаешь, Елена?
До нее дошел смысл сказанного в какой-то космической форме, и она тут же выпалила:
- Я думаю, что ты - мой мужчина!
- Господа! Забили тамтамы ! - заорал Кирной.
Глава никакая – пять
(из Яниных дневников)
«Загородный дом Ромгура представлял собой круглые островерхие башни, соединенные длинными верандами с разноцветными витражами. Мы поднялись по винтовой деревянной лестнице, и очутились в просторной галерее, сплошь увешанной массивными картинами в дубовых рамах и заставленной высокими растениями в керамических бочках. На картинах - контрастно яркие лица, преломленные друг в друге, пейзажи, распадающиеся на брызги, изображение словно многомерное и шелковистое, не видно мазков. В каждой картине сразу несколько композиционных центров, смещенных по отношению друг к другу, и от этого, видимо, было чувство расфокусировки зрения. Словно я то ли окосела, то ли травкой обкурилась. “Необычная техника письма”, мелькнуло в голове. Я зашаталась и пошла куда-то вбок, за растения, ноги - словно циркули описывали дуги, пока я не уперлась плечом в свободную от живописи стену. Я ткнулась в стену, давая отдых глазам, но не успела прийти в себя, как деревянная плоскость распалась на створки, я ввалилась в образовавшееся пространство и очутилась в лифте. Створки сомкнулись, кабина взмыла вверх. Лифт оказался скоростным. Не успела я как следует удивиться (зачем скоростной лифт в трехэтажном доме), как поняла, что пролетела уже этажей десять в небо. Но кабина все убыстряла движение, каждую четверть часа все сильней, словно в ней стал включаться реактивный двигатель. У меня аж уши заложило. Я решила, что это какой-то фокус для прикола гостей. И тут лифт стал сбрасывать скорость взлета, а потом и вовсе остановился. По идее, я должна была зависнуть уже где-то в Космосе. Но это оказался всего лишь парк. Причем было лето, а не зима. Я опрометью выскочила из раскрывшихся створок кабины и помчалась вперед не глядя по сторонам. Удар в лоб остановил меня - я врезалась в дерево, или оно в меня, не поняла. Ствол был влажный, раскаты грома слышались в темнеющем пространстве, небо заволакивалось густыми лиловыми тучами, похожими на темный кисель. От неожиданности я споткнулась, но удержала равновесие, и стала громко звать Ромгура. Голос мой тонул в плотном воздухе, даже эха не было. И тут, словно в ответ на мой зов, тучи полыхнули ослепительными крутящимися огнями, и глухой грохот, словно рык мифологического чудища, обрушился вниз, на затихшие деревья и поникшие травы. Воздух стал необычайно легок и насыщен неведомыми ароматами, это был обжигающий коктейль запахов, но что-то зловещее чудилось в нем. Острое ощущение сладострастия и жути захлестнуло меня. Захотелось заорать, взмыть в небо и лететь, раскинув руки. Я испугалась самой себя и снова побежала. Бешеные вспышки молний пронзали землю вокруг, дико гудели, шумели и рвались по ветру деревья, их стволы раскачивались со скрипом, высокие травы отплясывали джигу. Над головой грузно пролетела вырванная с корнем березка, от нее горячо запахло баней. Я остановилась отдышаться. Впереди размеренной трусцой бежал мужчина, его нагое тело лунно мерцало в струях дождя, сетка молний яростно липла к торсу. Вдруг бегун резко притормозил возле большого дерева с узловатым стволом и обширным дуплом, игриво изогнутым. Он обнял дерево, уткнулся в него лбом и нежно провел ладонью по двум высоким буграм на стволе. Он стал ласкать дерево так истово, что у меня дух захватило от этого зрелища. Он целовал ствол, страстно лизал дупло, прижимался всем торсом и вздрагивал, словно его било током. Дупло сжало свои створки на уровне паха мужчины, он с вожделением запрокинул голову, и я узнала Ромгура. Мне стало так неловко, что я бросилась бежать в другую сторону, и мчалась до тех пор, пока в полном изнеможении не упала на деревянную плиту, валяющуюся на траве. Точнее, я об нее споткнулась. Плита распалась на две створки, за которыми оказалась дверь-купе. Я провалилась вниз, и очутилась в коридоре. Встала на ноги, отряхнулась, подождала, пока глаза привыкнут к темноте. Наощупь двинулась вперед. Вскоре я вошла в просторную залу, освещенную свечами. Столы были накрыты. Стульев не было. Слонялись люди с тарелками, что-то ели. Это было похоже на фуршет. На меня никто не обратил вниманья. Я подошла к столу. Есть не хотелось. Но все же я взяла какое-то блюдо и принялась искать вилку или ложку. Не оказалось ничего, похожего на столовые приборы. Да и сама еда была не на тарелке, а на каких-то плотных листьях. Все ели руками.