- Ничего не ешь, - предостерегающе прозвучало за моей спиной. Сзади подходил Ромгур. Он был в белом костюме.
- Почему? - удивилась я.
- Если прикоснешься к еде, съешь саму себя.
- Как? - я была в полном недоумении. - А эти люди, они что, поедают себя разве?
Ромгур затянулся огромной толстой сигарой с надписью по ободку: “Лилит”, и произнес:
- Их вообще нет. Они себя давно уже съели. Это просто тени.
- Как?! - все больше изумлялась я.
- Эти тени пришли из обычного плотского мира, где они были людьми. Но они слишком привязались к материи. Их идолами были деньги, престиж, секс, жратва, алкоголь, наркотики, слава, в общем, кому что, у всех по-разному. Они себя съели еще там, в нашем мире. А теперь они мучаются.
- Кто, тени?
- У теней этих остались ощущения и эго. Это все, что захватили из мира людей.
- Эго? Ты хочешь сказать, амбиции?
- Да. Это обостряет их страдания. Им противна еда, отвратительна, но не есть они уже не могут. Непрерывно поглощают пищу, которая у них во рту превращается в жуткие фекалии. Но им стыдно показать при всех свое отвращение, отчаяние, мучительный ужас, их амбициозность не дает им это, видишь ли, своеобразный бомонд, сливки общества. Страдания их невероятны, нестерпимы. Слабо сказано. Нет таких слов и понятий, чтобы выразить всю степень их мучений. Я тебе просто не все рассказываю. Тебе не надо знать.
Я поставила на стол блюдо, вытерла салфеткой руки, и взмолилась:
- Выведи меня отсюда, пожалуйста, умоляю! Зачем ты меня сюда привез?
- Идем, - коротко сказал он.
Мы пересекли залу и подошли к винтовой лестнице с мореными деревянными ступенями. Я старалась не смотреть на бомонд теней. Ступени как бы расходились веером слева направо, подниматься по ним было не очень-то удобно, и Ромгур, чтобы компенсировать это неудобство, развлекал меня разговорами.
- Я же не знал, что ты окажешься здесь, - говорил он, оправдываясь. - Просто хотел показать картины и оранжерею. Я чувствовал, что тебе будет интересно. Картины необычны, написаны художницей…
- Милалисой? - перебила его я.
- Отнюдь нет, - качнул он головой и придержал меня за локоть. - Алюмидой. Двадцатилетней женщиной, весьма неординарной. Она живет одновременно в двух тысячелетиях: в нашем и в девятом. Хотел показать тебе еще одну диковину, да ты исчезла. Не заметил, как ты ушла в парк, в котором, кстати, был не я, а он… Я искал тебя на всех этажах.
- Да их всего-то три! На всех. - Недовольно проворчала я.
- На всех девяти тысячах из трех, какие есть, - уточнил он.
Я ничего не поняла и не стала больше задавать вопросов, чтобы не сломать себе мозги.
Глава 19
Середина 90-х
Лена стремительно шла по улице. Мокрый ветер, пронизанный мелкими каплями дождя, пытался сбить ее с ног, быстро наступившие сумерки вспыхивали от внезапных молний. Грозовые разряды, казалось, проникли в саму ее душу. Она была в смятении. Сейчас ей так не хватало Янки, той самой бесшабашной Янки, которая всегда была под рукой и в которой она, Лена, как ей казалось, вовсе не нуждалась. А теперь, когда Янки нет, словно дыра какая-то образовалась. И Лариска уже не та, прежнего Пончика нет, есть солидная и степенная жена Кирного. Лена хотела зайти, звонила по телефону - не отзываются, звонила в дверь - словно вымерли. Им хорошо вдвоем, воркуют. Лена опять настойчиво трезвонила и стучала в дверь. Шум и сдавленный смешок донеслись из квартиры. Тогда она навестила родителей. Дома было уныло. Иришку увезла в Тверь тетя Нина. Родители после очередной ссоры были какие-то кислые. И чего они вечно ссорятся, дуются друг на друга, пора бы уж разобраться в своих отношениях, не молоденькие уж…
Вот так две лучшие, закадычные подруги оставили ее. Как все просто. Хотя, в свое время, когда она вышла замуж за Влада, ей тоже никто стал не нужен, ни подруги, ни родители. Все так естественно. А теперь вот она страдает и мучается. Ее брак разрушился. Детей она раскидала: сына отдала чужим людям во Франции, дочку тоже, можно сказать, подбросила родне. Да и не спасли бы дети ее от одиночества. Что-то с ней творится странное.
Оглушил удар грома, и одновременно вспышка молнии возле самых ног… Она отпрянула. И тут же ускорила шаг. Пусть молния догонит и убьет ее, пусть, не будет больше горечи, мучений…
Хлынул проливной дождь. Лена бросилась бежать, закрывая голову сумкой. Зонтик она где-то забыла, наверно у родителей…
Косые струи дождя как плетьми стегали мостовую и редких прохожих. Лена помчалась через дорогу наперерез машинам, словно обезумев. Визг тормозов вернул ее к действительности. Чьи-то сильные руки подняли ее и втолкнули в открытую дверцу джипа. Она опомнилась уже, когда машина отъехала к обочине. На нее участливо смотрел симпатичный мужчина, где-то она видела раньше это лицо с разметанными густыми бровями и поблескивающими, словно лезвия, глазами. “Это Туркин”, медленно выдала память. - “Федор Туркин…” И она вспомнила все. Влад, первая встреча, первая ночь в Новый год, история с компьютером, Бодайбо, и все, что ее радовало и мучило, счастье и беды, вперемешку свалившиеся на нее, промчались в памяти. Сердце заныло от горького осадка, выпавшего из глубин ее подсознания подобно кислотному дождю.