“Вдруг у меня за спиной раздался звонкий девичий голосок, произнесший по-русски: “Здравствуйте, граф!” Я, не успев удивиться, оглянулся, но вместо предполагаемой девицы в метре от меня под огромным желтым зонтом сидела старуха, перед ней лежала кипа газет. Старуха торговала газетами.
- Вы русская? - прошептал я, чувствуя, что кровь моя холодеет от неприятного, жутковатого ощущения.
- Что с вами, граф? - ответила старуха тем же девичьим, слегка обиженным голосом. - Хоть бы отозвались на мое приветствие.
- Да-да, здравствуйте, - взял себя в руки я. - Но, извините, с кем имею честь?
- Однажды, граф, вы попросили меня сделать так, чтобы вы навсегда забыли одно имя. Я так и сделала. Стоит ли напоминать вам его вновь? Впрочем, более вы ничего не просили вычеркнуть из вашей памяти. Помните: начало века, Санкт-Петербург, артиллерийский полк? Вы тогда были в чине капитана. Кажется, лошадь, которая во время верховой прогулки испугалась и понесла дочку командира полка, была белой масти с черным пятном на брюхе. Тогда вы, граф, наверняка, в вашем представлении, совершили отважный благородный поступок, догнав и поддержав юную всадницу, которая уже была выброшена из седла и висела, запутавшись в стременах. Но я должна вас разочаровать: девочка в вашей помощи нисколько не нуждалась.
На этом месте старуха рассмеялась. Каково было мне, глядя на это изглоданное временем лицо, слушать ангельский смех, будто смеется девочка лет тринадцати.
Черт! Откуда, в конце концов, старая ведьма знает это? - подумал я, все более раздражаясь. - Мистика? Париж? Усталость?
- Ни то, ни другое, ни третье, милый граф, - читая мои мысли, воскликнула она. - Это всего лишь наука, самая настоящая наука, граф, которая заполняет пустоту между Богом и человечьей душой. Полковничью дочку тогда поддержали другие руки, которые вы не могли видеть. Потом девчонка еще много раз сама подстраивала так, чтобы лошадь ее понесла. О! Это божественное ощущение! Мир теряет наслаждения, все далее уходя от природы. Мою подружку, например, вертолет всю ночь носит над Парижем, и она, болтаясь на тросу, тщетно пытается ощутить тот чудесный дар, который когда-то легко обрела юная всадница…
Я стоял в оцепенении, слушал юный голосок, смотрел на старуху, пытаясь разглядеть ее глаза, но вместо них возникали картины из похороненного прошлого. Да, я вспомнил: в начале века я служил в артиллерийском полку под началом полковника фон Кан. Летом губернатор частенько приглашал офицеров с семьями в свою летнюю резиденцию. Волшебное было местечко, да и время тоже. Старинный особняк утопал в зелени таинственного сада, переходящего в настоящий лес, где густые золотисто-изумрудные ветки трепетно вздрагивали, а высокая трава вспыхивала разноцветной мозаикой цветочных головок и неожиданными ягодными полянами. Глубокие озера и пруды играли с небом, на котором явственно проступали очертания Бога. Мироощущение было соответствующим: небо с Богом, Россия с добрыми людьми, русский офицер - хранитель Божьего царства на земле.
В один из таких выездов на отдых я впервые вблизи увидел дочь полковника - Авдотью. Выйдя прогуляться перед сном, я застал ее на пруду за весьма странным занятием…”
Лена выключила компьютер и быстро сунула дискету в карман. Она решила во что бы то ни стало срочно разыскать Андрея и выяснить, что это значит, что за галиматья на дискете. Села на телефон, обзвонила всех родных и знакомых, всех друзей - но никто ничего путного не сообщил. Нежный исчез несколько дней назад и до сих пор нигде не объявлялся.
“Возможно, он куда-то опять забурился по-пьяному делу. Или у па”, - подумала она и позвонила по родительскому номеру. Телефон у них был занят. Терпенье лопнуло, и Лена помчалась на квартиру родителей.
Она не заметила, как дошла, пересекла родной двор, влетела в подъезд, поднялась на этаж. Нетерпеливо надавила на кнопку дверного звонка.
- А, вот и ты! - обрадовался Трошин, открывая дверь. - Я почувствовал, что сегодня явишься, редко же ты заглядываешь в родные пенаты. - Он приобнял дочь. - Ну проходи скорее, рассказывай, как дела?
- Па, Андрей здесь? - с порога выпалила Лена.
- Нет. А что ты так взволнована? Опять поругались? Это ничего, милые дерутся - только тешатся. Кстати, у нас гость, Федор Туркин. Да ты его знаешь.
Лена следом за отцом прошла в комнату и чуть не споткнулась, увидев в кресле вальяжно откинувшегося Федора в элегантном костюме. Пиджак слегка коробился на широких плечах. Он поднял на нее глаза, распахнутые углами к вискам, будто сильная птица взмахнула крыльями. Взгляд его был невозмутим, но в самой их глубине полыхнули оранжевые молнии. Лену обдало жаром, и она чуть не задохнулась от волнения.
- Да что это с тобой, дочура? - сказал Трошин. - Не переживай, любит тебя Андрейка, любит.
- Па, он пропал, его нигде нет, - пробормотала Лена, стараясь не смотреть на Туркина. Сердце ее бешено колотилось, уголки губ вздрагивали, она отвернулась к окну, но все равно затылком видела, ощущала Федора, его огромные ласковые ладони, которые он сейчас небрежно разбросал на подлокотники старого отцовского кресла, его густые черные волосы, ниспадающие на ворот клетчатой рубашки. Он отращивает волосы, ему идет. Он не похож на сотрудника госбезопасности. Маскировка? Уволился? Хотя, разве способен он уволиться, бросить службу?
- Да куда он пропадет? - улыбнулся Трошин. - Ты такая же паникерша, как и твоя мать: вечно из мухи слона делаете. Ведь нам, поэтам, необходимо общение в своей среде за бутылочкой хорошего коньячка да за водочкой с закусочкой. Это творческая подпитка, а жены не понимают. Предупреждал же я тебя, Ленка, предупреждал. Эх, молодость! - воскликнул он, махнув рукой.
Раздался звонок в дверь, и Трошин направился открывать. Едва он выше, Лена повернулась к Туркину и, робея, произнесла:
- Федя, я нашла Андрюшину дискету с записью какого-то опыта. Все так странно. Реинкарнация и вообще…
Федор закинул ногу на ногу и мягко произнес:
- Леночка, я должен с тобой поговорить. Сегодня ты поедешь со мной. Ты ведь еще не была на моей новой квартире. Кстати, дай-ка дискету. Спасибо, перепишу и верну. Мужу ничего не говори.
- Я не люблю его, - выдавила сквозь слезы Лена. - Разведусь.
- О, какой у нас гость! - послышался голос Трошина. - Ты что ж не позвонил?
- До вас дозвонишься, как же, - весело воскликнул Божмеров.
- Дядя Боб! - бросилась она на шею входившему следом за отцом Бобу. - Ура, ура!
- Прямо с самолета к вам, - сказал тот. - На сей раз из Шри Ланки. Привез чемодан сувениров. А где Ира?
- Она с Иришкой в цирке, скоро уж появятся, - сказал Трошин. - Ну так давай отметим прибытие.
- Привет, - Божмеров протянул руку Туркину. - Как там Матросская Тишина поживает, есть весточки из нашей родной камеры?
Глава 31
“…Я впервые вблизи увидел дочь полковника - Авдотью. Выйдя прогуляться перед сном, я застал ее на пруду за весьма странным занятьем: девочка с кем-то разговаривала, хотя вокруг не было никого. Потом я понял: разговаривала с лебедем, спокойно плавающим посреди пруда. Приняв сей факт за одну из причуд восторженной юности, я подошел к ней и сказал что-то вроде: “Ну и красота! Прямо сказка! Те, кто хотел бы понять язык птиц и зверей, со мною согласятся”.
- Ну так возьмите и научитесь понимать! - дерзко выпалила Авдотья, видимо не очень довольная моим появлением.
- А вот возьму и научусь, - с нарочитой обидой ответил я.
- Жизни вашей не хватит, - вновь съязвила Авдотья.
- Эй, птица-а! - крикнул я лебедю. - Белый цвет пророческий! Ответь нам, благородная птица, что будет с Россией и с нами во времени будущем?
Я еще не успел насладиться поэтичностью своих слов, как случилось невероятное: Авдотья пронзительно вскрикнула и дернулась, словно кто-то неожиданно из темноты схватил ее сзади за плечи. Я вздрогнул и уставился на нее, но тотчас же, по ее полным ужаса глазам, сообразил, что смотреть надо на пруд. То, что я увидел в следующее мгновенье, стало моим кошмаром, возникающим в болезненных снах на протяжении многих лет…