- Ну как? - бросил он с видом благодетеля и наложил на меня лапу, вроде как обнял. У меня сил не было вырваться, я устало пробубнила нечто невразумительное, он не слушая воскликнул:
- Как мало надо женщине для любви! А я уж было отчаялся, все думал, чем прошибить твою холодность и черствость, решил посвятить тебе поэму, но на второй строке застопорилось. Слушай, это гениально:
- Ты умрешь от тоски и печали на развалинах наших страстей...
А дальше никак не идет строка, застряла мысль. Что скажешь?
Меня прямо смех разобрал. Даже про усталость забыла. Сбросила со своего плеча его лапу и говорю:
- Ну ладно уж, пиши. Только страстей я что-то не заметила, и развалин тоже не видать, я пока еще не Карфаген.
- Это поэтический образ, - пробормотал Андрей, шаря в карманах в поисках ручки и блокнота. Он приготовился записывать, а мне ничего приличного в голову не идет, один мат в рифму. Нет, так нельзя, думаю, надо шарики-то поднапрячь и выдать что-нибудь умное. И говорю:
- Подгнивали и нежно молчали кости всех надоевших гостей.
Андрей брезгливо поморщился, самодовольная ухмылка сползла с его лица, словно спустившийся чулок. Мы стояли на краю тротуара, я поймала авто - это оказалось красное «Рено», - и отчалила.
- Везите меня, - сказала, - подальше от этого придурка.
Мы отъехали от растерявшегося Нежного, и существо за рулем спросило тоном таборной гадалки:
- От кого бежишь, красавица?
- От сумасшедшего поэта, - отозвалась я.
Существо было непонятного пола, но в фирменных женских шмотках и классной косметике. Оно мне понравилось. Это оказался обаятельный красавчик гей с булгаковским именем Гелла. Гей Гелла. Он, вернее, она благоухала туалетной водой Пуазон, этот запах всегда кружил мне голову.
- Так куда же едем, красавица? - спросила Гелла, когда мы с ней уже познакомились. - Твой мальчик прелесть. Познакомь, приглашу в ресторан обоих вас, и в гости ко мне потом махнем…
Шах жестом прервал ее рассказ.
- Хорошо болтаешь, светлоглазая, развеселила ты меня. Никогда так не смеялся, от души хохотал. А теперь хватит мотаться по зале как маятник, подойди, садись у моих ног. Я люблю ласковых кошечек.
Он крепко ухватил ее за волосы и, медленно накручивая их на ладонь, пригнул ее лицо к своим ступням. Он предложил не совсем обычный вид интимных ласк…
Глава 22
Шах выпустил изо рта мундштук кальяна. Пухлые губы его чувственно подрагивали, от лица исходил лунный блеск.
- Твой рассказ возбудил меня, шалунья, - произнес он. – Уже утро, я страдаю бессонницей, но от пресыщенности ты меня уже излечила. Разденься, хочу танец живота.
- Пошел ты, - отозвалась Янка. – Урод.
- Тебя хочу.
- А я хочу Руслана, и прямо сейчас, - произнесла она ледяным тоном. – Меня от твоих извращений тошнит, гнусно хоть топись.
- Ну, топиться тебе никто не позволит, слишком большая роскошь для тебя, - отозвался Шах и, вытащив из кармана халата мобильник, распорядился.
- Люблю смотреть порно в натуре, - бросил он Янке.
Секьюрити ввели Руслана, осунувшегося, заросшего бородой, длинноволосого и немытого. Таким себе Янка всегда представляла Робинзона Крузо.
- Побрить, помыть и накормить, - приказал Шах.
Когда парня увели, Шах потребовал сказку.
Янка привычно хлебнула коньяка. Хоть устала, хоть язык еле ворочался, но вид Руслана так ее ошарашил, что все ощущения исчезли. Она вдохнула дыма из кальяна, и фантасмагория воображения мигом вырвала ее из реальности:
- Я это то, что уже не исправить! – выкрикнула она – Вот прикинь: мы, прикинь, втроем в ресторане: я, Гелла и Нежный. Андрею плевать, кто угощает, лишь бы угощали, хоть педик, хоть кто. Халявная привычка поэтов и мелких журналистишек (Нежный работает в каком-то третьесортном альманахе). А Гелла прямо в ударе: пьет за троих и безумолку болтает, рассказывая историю своей жизни. Она вся мокрая, сильно потеет, часто прикладывает к лицу косметическую салфетку, то и дело поправляет грим. Она говорит:
- Я росла красивым болезненным мальчиком, но всегда мечтала быть девочкой, иметь богатого любовника, иномарку обязательно красного цвета, украшения и косметику. В седьмом классе меня буквально трясло от неистовой любви к мальчику из параллельного класса, я узнала его телефон и звонила девичьим голосом, читала ему стихи, рассказывала о своих чувствах. Но это в прошлом, в прошлом. Я пришла на свиданье, одевшись девочкой, в косметике и в бижутерии. Он увлекся мной. Потом была трагичная развязка. Я много пережила трагедий, боли, отчаяния. Но ангелы сжалились надо мной. И сейчас у меня красное «Рено», много шикарных тряпок, косметики, украшений, любовник миллионер. Но я ему нужна лишь для престижа. В своих кругах он появляется с двумя «любовницами»: с девушкой-мулаткой и со мной. Иметь друга гея и темнокожую подругу считается особым изыском. Но ни с кем из нас он не живет. Он нас просто содержит. По первому его зову мы обязаны мчаться к нему. Зато он покупает нам квартиры, машины, возит с собой на Канары. У меня две квартиры. В них множество зеркал. О, эти зеркала, бесконечные отражения, они следят за каждым моим шагом, жестом, взглядом, они меня ловят. Я - особенная, непостижимая, яркая, я не просто красивая кукла для него, я - стихия, космический смерч, торнадо. Но ему все равно. Когда я его увидела, во мне все взорвалось, состояние мое близилось к шаманскому экстазу. Случилось это на закрытом банкете. В тот день я узнала о нем многое, например имя: Рафис Янданэ Ёхомба. У него две родины: Анжирка и Улан-Удэ, и он рассказывал об этих родинах с таким патриотическим пылом, что я утонула в магии его слов, это был прямо неистовый огонь! Бешеный темперамент пылал в его глазах! В нем бились и кипели четыре крови: татарская, бурятмонгольская, негрошаманская и украиноказанья. Было уже далеко заполночь, когда внезапно наступил тот роковой момент... Простите, я на минутку, - прервала она свой рассказ и вышла из-за столика. Видимо, направилась в туалет. Интересно, в мужской или в женский? Мы с Нежным остались вдвоем, он был изрядно пьян и тупо жевал черемшу, вытягивая ее из моей тарелки, на его красной физиономии застыла осоловелая ухмылка. Мне вся эта чепуха порядком надоела, и я ушла по-английски, тихо, как привидение, мысленно пожелав счастья Андрею с Геллой.
На этой фразе Янка остановилась, перевела дыханье и придвинула к себе поднос со щербетом. Привели Руслана. Он окинул Янку недобрым и ревнивым взглядом.
- Русик! – бросилась она к нему.
В ту же секунду он отвесил ей такую оплеуху, что она отлетела к стене.
- Уже снюхались, готово дело! Шахерезада е….., сука! – бросил он в сердцах и презрительно сплюнул на ковер.
Секьюрити сбили его с ног и принялись мутузить, но Шах остановил их.
- Не надо, - лениво протянул он. – Это забавно. Пусть поостынет. А ты давай сказку.
Янка не сразу пришла в себя. Ей поднесли кубок коктейля с каким-то будоражащим наркотиком. Что ее с самого начала опаивали неким наркотическим зельем, до нее вдруг дошло сейчас. Иначе как бы она смогла столько времени не спать, откуда бы в ее мозгу бралась вся эта информация? И почему она вдруг согласилась на условия сексуальных игр Шаха, в которых были настолько странные правила, что будь она в здравом сознании, скорее пристукнула бы этого извращенца или утопилась бы в фонтане. Ведь она никогда не делает того, что ее хоть чуточку бесит. Сам по себе секс ей нравится – как вид спорта и источник гормонов. Секс в любых его проявлениях активизирует в ней дикую энергию. Но то, чем с ней занимается Шах, сексом не назовешь…
Итак, заглотнув остаток зелья, она продолжала… Ей показалось, будто некто невидимый заговорил ее губами, поигрывая проникновенным и не ее голосом… На миг она увидела гигантские песочные часы, и в струях красноватого песка кривлялась голая бесовка – ее зеркальное отражение…