- Так, фокусы у нас с 89-го ползут, - мрачновато проговорил полковник, и ткнул клавишу селектора: - Челомея ко мне.
Вошел молодой майор.
- Алексей, вот что. Канитель с этим трупаком длится уже сколько? – полковник Туркин исподволь глянул на коллегу.
- Четырнадцать лет, - отозвался майор.
Начальник вызывал его сегодня уже бог знает сколько раз.
Алексей и Федор сдружились за годы службы, и всякие формальности в их отношениях давно были отброшены. Хотя иной раз Туркину хотелось соблюдения этикета, и Челомей четко улавливал это.
Бросив взгляд на дисплей, Алексей сказал:
- Может, еще раз прослушать запись?
- Давай.
Майор подошел к архивным сейфам и быстро набрал комбинацию цифр. Открылось плоское окошечко, из него вынырнула дискета. Он подхватил ее на ладонь, подержал, словно взвешивая, и сунул в системный блок. Звуковая запись была неполная, начиналась с половины диалога, и затем внезапно обрывалась. Майор и полковник знали ее почти наизусть, но каждый раз, слушая заново, все пытались ухватить какой-то ускользающий подспудный смысл, некую информацию, которая сквознячком пробегала между фразами, словами или, может, паузами. Но опять они услышали то же самое:
«- А я объясню. При советской власти в КГБ существовала засекреченная лаборатория. Там изучали ненормативные человеческие возможности.
- А? Какие?
- Сверхъестественные. С этой целью по всему Союзу рыскали агенты в поисках людей с паранормальными способностями, с выраженной экстрасенсорикой, так сказать. Да, производилось похищение людей, но особых. Люди эти исчезали бесследно из повседневной жизни и оказывались в глубоком бункере – там была искомая лаборатория. «Отработанный материал» подлежал уничтожению, некоторые специалисты, работавшие с «материалом», также уничтожались, их бункера выхода не было, но перестройка, переворот, распад империи смешали все карты, и кое-кто сбежал. Я тебе помогу вспомнить, не волнуйся.
- А кто такой Ёхомба?
- Яна, не спеши. Постарайся, ну напряги память. В сложные периоды жизни ты вела дневники. И прятала их. У тебя есть тайник. Где это? Ну? Мне ты должна доверять. Ты понимаешь?
- А кто такой Ромгур?
- Яна, не торопись. Успокойся. Ты же знаешь, кто я. Понимаю, стресс, но теперь все позади.
- Я вас не знаю…»
Звук выключился. Дальше записи нет.
Полковник прикрыл глаза и, покачивая головой, произнес…
Глава 2
Автоматная очередь, звуки рассыпались карточной колодой, крики, лица искажены ужасом, вспышка - и провал. Силилась вспомнить, но - пустота, лишь обрывок картинки, и обрывок мысли: “самолет, террористы…”. Кажется, она летела, да. Куда-то летела. Самолет был захвачен. Посадка в горах. Стрельба… А где все? Ведь не одна же она была? Теперь она здесь, безымянная, беспамятная и бесчувственная. Точнее - равнодушная ко всему. Горы, полуразрушенный буддийский храм, странная растительность. Она знает названия предметов, но не знает своего имени. И почти ничего не помнит. Вспомнилось лишь, что рядом была подруга, высокая, светловолосая. Что было потом?
Она села на каменный пол и схватилась за голову. Ладони скользнули по голому черепу. Волос не было. Спалила? Был пожар? Обрили? Кто? Странно, что она почти не чувствовала собственного тела. Поднялась. Движения замедленны. Оглядела себя - ее облекало плотное тканое платье неопределенного цвета, скорее темного. Платье это словно поглощало свет, льющийся в провалы стен, возле которых как-то спонтанно концентрировались статуи.
Она встала и двинулась вперед. Споткнулась о что-то мягкое. Рюкзачок. Где-то она его уже видела. Подняла, заглянула: толстая общая тетрадь с надписью “Дневник жизни”. Большая косметичка с оторванной крышкой и рассыпанной косметикой. Мятое белье. Обуглившийся конверт, из которого торчал уцелевший листок. Вытащила, принялась читать: “…Вообще, когда я прочла Ваше письмо, у меня все стало хорошо. Все как-то встало на свои места, все мысли. Наверно, вы меня заразили чем-то хорошим. Может, жизнью. Я ее весь день сегодня искала. Ехала в автобусе поздно вечером. Было холодно. За окнами - ночь, деревья, дома, и мигающие электрические огоньки. На остановках входили люди, запахи горьких духов каких-то влетали в салон, и все это напоминало запах мяты. Я смотрела на их лица в полосках тусклого света ламп, и думала, как много я могла бы им отдать заботы и помощи. Но сил уже не было никаких. И я подумала: кто-нибудь подал бы мне немного жизни, как милостыню. А как? Не представляю. И только сейчас, прочтя Ваше письмо - понимаю. Поверите ли? Это правда. А жизнь моя полна противоречий. Этот город безумно куда-то несется. Он - как игрушка, в которой кольца, и все они быстро крутятся, причем в разные стороны, в противоположные. И мне кажется, что я - в каждом из них. А вера - это единственный стрежень, который проходит через душу и все их соединяет…”
Она перечитала письмо и, ничего не понимая, стала рассматривать конверт, разбирая уцелевшее и бормоча:
- Адрес отправителя… Милалиса Грунова… Непонятно. Кому… Рафису Янданэ Ёхомбе… Неясно. Писали из Москвы в Париж. Письмо не отправлено. И, похоже, написано давно.
Вышла из храма, роясь в рюкзаке. Села на валун, из-под которого бил источник. “Вода. От жажды не умру. Наверно, тут растет что-то съедобное.
Жажды не чувствовала. Есть не хотелось. И вообще эмоций никаких. Чувство опустошенности и покоя.
Тень, упавшая рядом, заставила вздрогнуть. Движения подошедшей девушки были легки, шаги почти не слышны. Темное тканое платье, смуглое личико, совсем юное, с золотисто-карими глазами. Платок-накидка скрывал волосы и плечи. Девушка казалась необычайно миловидной. В руках - плетеная сумка. Звук ее голоса напомнил нежный перезвон сосулек зимним вечером.
- Здравствуйте, мисс Лена, - сказала девушка по-английски, простодушно улыбнулась и поставила на землю сумку. - Меня зовут Майя Сахаджастава, - отрекомендовалась она.
Леночка заметила, что их платья похожи. И не только платья. Обе они были одного роста, одинакового сложения. Но в голосе девушки было что-то настойчиво влекущее, нежное и в то же время четкое. Говорила она с интонациями английского экскурсовода.
“Студентка?” - гадала Леночка. Девушка улыбнулась, словно прочла ее мысли, и сказала:
- Здесь есть крупные города, институты, немало студентов. Это Мьянма.
- Что? - удивилась Леночка.
- Мьянма, - повторила Майя. - Бирма. Здесь в основном буддизм. Слышали про Шрикшетру?
- Нет, - призналась Лена, все более поддаваясь очарованию звуковых переливов голоса собеседницы, она даже начала в какой-то сомнамбулизм впадать, погружаясь в звуки словно в глубокую воду.
- Это в среднем течении реки Иравади, - продолжала Майя. - В ста километрах отсюда город Пейтано, столица. А это - руины храма второго века. Но здесь никогда не медитировал Будда. Это место, которого нет, ну что-то вроде Бермудского Треугольника, хотя он-то как раз реален. А это - нереально реальный храм, такого здесь быть не может, и в то же время - есть.
- Очень интересно, - произнесла Лена в замешательстве.
В памяти всплывали разрозненные картины ее прошлого, какие-то обрывки жизни, в которых она была то Леночкой, то Еленой, и даже Лялей. “Как я сюда попала?”, мелькали мысли, “это же… Это Индокитай, не больше не меньше!” “Зачем здесь эта девушка? Что все это значит?”
“Индокитай, так ли?” - она попыталась восстановить связь событий. - “Я была в самолете. Откуда я летела? Из Сибири? Из Франции? Откуда-то еще? Но в Индокитае я никогда не была, я туда даже не собиралась, это уж точно. Я все же что-то помню. Это не амнезия, память не потеряна...»