Леночка обратила внимание, что Кирной просто чудесным образом вписался в этот хаос. Он нагло подошел к коммерческой палатке и деловито изрек:
- Так, торгуем? А что подбросите для защитников вашего будущего, господа? Курево, вино, консервы… О'кей? Нам бы только ночь продержаться.
- Господи, дорогие наши! Все будет! Только продержитесь до утра! - затараторили перепуганные продавцы, набивая пакеты вином, сигаретами и продуктами. - Только продержитесь до утра! - повторяли хозяева палаток, - а то коммуняки нас в порошок сотрут!
- Не сотрут, кишка тонка, - успокаивал Кирной, прередавая дары Ларисе с Леночкой. - Если даже беременные женщины Москвы пошли на баррикады, то нет такой силы, которая бы нас сломила!
В одно мгновение у всей компании в руках оказались тяжелые пакеты, набитые заморскими консервами, колбасами, винами и сигаретами.
- Прощайте, на всякий пожарный! - трагическим тоном изрек он и, мотнув головой, так как руки были заняты, двинулся вперед. Лариса с Леночкой засеменили следом.
Не доходя до Белого дома, Кирной облюбовал удобное местечко на набережной и скомандовал: - Привал на полчаса!
Он ловко разложил на Ларисиной ветровке, брошенной на парапет, снедь, наломал копченой колбасы, открыл три бутылки какого-то дорогущего вина и сказал:
- За свободу, друзья мои!
Они чокнулись с Пончиком бутылками и стали пить из горлышка.
- А ты что не пьешь за свободу? - спросил Кирной, утираясь рукавом.
- Мне нельзя, я же на восьмом месяце, - смутилась Леночка.
- Да, восемь месяцев это уже срок, как говорят старые каторжане, - заметил он, протягивая ей пакет с апельсиновым соком и кусок колбасы. - А вообще-то, вино даже полезно действует на ребенка, пока он еще там, - кивнул на ее живот и улыбнулся своей загадочной улыбочкой.
Привал растянулся на час с лишним. Леночке в конце концов это надоело.
- А когда мы Белый дом-то пойдем защищать? – напомнила она.
- Успокойся, Саламандра, без нас не начнется. Правильно я говорю, Пончик? - уже заплетающимся языком промямлил Кирной, - еще немного поторчим и пойдем.
Но прошло еще полчаса, а Кирной не собирался лезть на баррикады. Вместо этого он достал очередную бутылку и сказал, закатив глаза к небу:
- Господи! Не дай пролиться большой крови рабов твоих неразумных, потому что все они одного роду-племени и не в первый уже раз дерутся между собой за свободу, которой никто из них в глаза не видал.
Он показал танкисту на бутылку. Мол, будешь пить? Тот отрицательно качнул головой.
- Понятно, за рулем, - пробубнил Кирной. - Ну, как хочешь.
И забулькал вином.
- Кирной, это же вино для защитников Белого дома, - возмутилась Леночка, - а ты что, Пончик, смотришь? Измена!
- Саламандра права, - поддержала ее подруга. - Паш, на тебя Янка плохо подействовала. Вы с ней делаете совершенно все наоборот…
- Ладно, пошли, - сдался Кирной и, взяв пакеты с дарами коммерсантов, двинулся к Белому дому. Но по дороге он то и дело к кому-нибудь прицеплялся с разговорами, предлагал выпить. Леночка поняла, что с ним она никогда не дойдет до баррикад. Вырвав у него один пакет с провиантом, она решительно зашагала к центру событий.
То, что увидела спустя несколько минут, потрясло воображение. На башню танка залез Ельцин и стал обличать КПСС. Называл ГКЧП путчистами, и очень подозрительно говорил о Горбачеве. Он не верил, что генсек не причастен к путчу военных. Внизу, у его ног, облокотившись на броню, стоял ее отец и в высоко поднятой руке держал диктофон. Чувство гордости за отца переполнило ее сердце. Оно так сильно забилось, что ей на мгновение показалось, что это дитя задрыгало ножками, затарабанило нежными пяточками внутри нее.
Она сорвалась с места и, расталкивая всех на своем пути, стала пробиваться вперед. И, несмотря на плотное кольцо людей вокруг оратора, ей все же удалось добраться до самой гусеницы танка. Она увидела, что рядом с отцом стоят мужественного вида парни в униформе со взятыми на изготовку автоматами. Голова ее совсем закружилась от восторга. Она приподнялась на цыпочки и схватила отца за штанину. Тот посмотрел вниз и так изумился, что Леночка рассмеялась. Отец тоже засмеялся. Он был в хорошем настроении. Волновался, похоже, один Ельцин, потому что вокруг сияли сплошные умиленные и просветленные лица. Голос Ельцина нервно вздрагивал и выдавал трагические нотки:
- Раз они пошли на это, они пойдут на все, чтобы задушить демократию, чтобы опять превратить страну в концлагерь! Но мы не позволим им этого. Мы будем стоять до конца! Весь мир за нас: я только что получил телеграмму от президента Америки, где он высказывается в поддержку нашей позиции! Поздравляю вас, друзья мои, мир с нами!
Вокруг крепко пахло мазутом, бензином, винным перегаром и табаком. Звенели гитары бардов, звучали стихи поэтов. Леночке уже грезились Маяковский и Блок, бродящие между завалами баррикад. История обретала конкретное выражение лица, так не похожее на свой образ, созданный учебниками. Ельцин закончил речь и, ловко соскочив с башни, оказался рядом с Трошиным в тот момент, когда он спрашивал дочку, что у нее в пакете, а она отвечала:
- Вино и закуска для защитников демократии!
- Молодец, красавица моя! - воскликнул Ельцин и смачно поцеловал Леночку в губы. - Вот, вино есть, продукты и сигареты тоже, - многозначительно подняв палец, сказал он, - а какие женщины пришли к нам на выручку!? Россию не поставишь на колени!
И вновь смачно чмокнул Леночку, словно она в этот момент олицетворяла собой Россию, которую не поставить на колени. От поцелуев национального героя Леночка захмелела в буквальном смысле этого слова. Когда ее поцеловал в щечку отец, он даже удивился:
- Ты что, водочки тяпнула?
- Да нет, па, это Ельцин тяпнул, а мне запаха хватило.
- А, вон в чем дело, - улыбнулся Трошин, - ему можно и даже нужно, такое нервное напряжение, ты себе не представляешь. Ведь еще ничего не известно: будет штурм или нет…
Отец и дочь присели на деревянный брус.
- Это ты хорошо придумала с провизией, - похвалил Трошин, глотая из горлышка и зажевывая куском колбасы, - неизвестно, сколько здесь придется проторчать…
- Это не я, па, а Янкин друг Кирной у коммерсантов взял для защитников Белого дома, - честно призналась она.
- Кирной, говоришь? - улыбнулся Трошин, - ну и что, пьяницы тоже люди…
- Да у него фамилия такая, па, Кирной, - уточнила Леночка.
- Да ты что! Елки-палки! Покажешь мне его как-нибудь… Судя по фамилии, интересный тип.
- Па, а можно, я с тобой на ночь здесь останусь? - попросила она. - Здесь так интересно! Вон “Машина времени” аппаратуру устанавливает: ночной концерт будет. Здорово!
- Ночной концерт обязательно будет, но скорее всего его устроят военные. Так что ты, миленькая моя, не забывай, что тебе вообще сейчас резких движений делать нельзя, тем более по баррикадам прыгать. Побудь немного со мной и поезжай к маме. Они ведь могут блокировать площадь возле Белого дома… На баррикады поглядела, с Ельциным поцеловалась, передачку принесла - это же на всю жизнь впечатление. Чего тебе еще надо. А стрельбу лучше по телеку смотреть…
- О! Саламандра, ты здесь, а мы тебя потеряли, - вдруг раздалось за спиной. Оглянувшись, она увидела Пончика с Кирным, который уже полностью соответствовал своей фамилии.
- Янка пропала в танке, ты неизвестно куда убежала, а мы тут держимся одни из последних сил за демократию. Вот еще три бутылки вина осталось и колбаса. Остальное по честному раздали защитникам.
- Вот, па, это он и есть, Кирной, - засмеялась Леночка.
- Очень приятно, - поприветствовал его Трошин и протянул руку с недопитой «столичной». Они лихо чокнулись бутылками и забулькали кадыками.
- А я с Ельциным целовалась, - похвасталась Леночка, - целых два раза.